— Да, мастер, — с готовностью кивнул я.

Значит, ты в городе потом разберёшься. А о том, что и мне выпутаться поможешь даже упомянуть забыл. Впрочем, я и раньше об участи уготованной для меня магом особо не обольщался. А теперь, раз он и отцу–приору дулю состроить собрался, моя жизнь вообще ничего в его глазах не стоит. Ладно. К вершителям в гости я точно не хочу, так что будем пока играть по правилам.

В комнате служившей жилищем для старого мага, мне раньше бывать не приходилось. Да и остальным я думаю тоже. Ликон гостеприимством явно не отличался, как и любовью к порядку. Во всяком случае, хаос царивший в небольшом душном пропахшем сивушными парами помещении, носил застарелый характер. Повсюду виднелись беспорядочно брошенные вещи: тряпки, обувь, грязная посуда. Стол заваленный кипой старого пожёванного пергамента. Мутное, давно не мытое окно с трудом пропускающего сквозь себя лучи поднявшегося над горизонтом солнца. И посреди всего этого бардака, смиренно сидел худенький седенький старичок в поношенной рясе и закинутым несмотря на духоту на голову капюшоне. Умные глаза, добрая, ласковая улыбка на густо покрытом морщинами лице, жиденькая полностью седая бородёнка заботливо уложенная поверх мантии. Как есть, дедушка — божий одуванчик! Вот только на душе от накатившей тревоги паскудно стало, да по спине отчего–то мурашки ледяной волной забегали.

— Входи, отрок, — голос отца–радетеля был под стать улыбке, такой же ласковый и доброжелательный. — Садись. Разговор у нас будет долгим, а тебе с больной ногой стоять тяжко будет.

Ошарашенный вниманием старика, я растерянно огляделся по сторонам. Присесть было некуда. Единственный стул завален всяким хламом, а садиться на кровать рядом со жрецом, я не рискнул. Заметив моё замешательство, отец–радетель, укоризненно покачав головой, направился к стулу и начал аккуратно перекладывать его содержимое на пол.

— Зачем, всеблагой отец, — сунулся было, стоявший за моей спиной, Ликон. — Я сам уберу!

— Пустое, — небрежно отмахнулся тот. — Мне не трудно. Оставь нас, Ликон.

Поклонившись, маг покинул помещение, аккуратно прикрыв за собой дверь.

— Ну вот, — жрец удовлетворённо посмотрел на стул и кивнул мне: — Садись.

Поблагодарив, я аккуратно сел. Внутри всё подобралось в ожидании неприятности. Знаю я таких, добрых и ласковых. Говорят Торквемада с такой же ласковой улыбкой людей сотнями пытал, а потом на кострах сжигал. И что характерно, при этом искренне считал, что творит доброе дело. Этот старичок, похоже, из той же категории. Стелет мягко, да только спать на его ложе вообще невозможно.

Отец–радетель, между тем, не спеша подошёл к двери, выглянул за неё, покачал головой, никого не обнаружив и вернувшись, вытащил небольшой продолговатый камешек коричневого цвета. Камень ярко полыхнул, даже сквозь крепко сжимавшие его пальцы. Старичок удовлетворённо кивнул.

— Твоё имя Вельд, не так ли? — осведомился он, вновь присаживаясь на кровать.

— Да, всеблагой отец, — придав своему голосу смирение, на какое только был способен, ответил я.

— А меня зови Яхимом, — радетель снова мне ласково улыбнулся и уточнил: — Отцом Яхимом. Так и называй.

— Хорошо всеб… отец Яхим.

— Вот и ладушки, — обрадовался жрец. — Ликон сказал мне, что юноша ты прилежный. Троих чтишь, храм уважаешь, а значит и мне сейчас всю правду расскажешь, — Яхим заглянул мне в глаза, наклонив голову чуть набок. — Не будешь расстраивать старика?

— Конечно, отец Яхим, — с готовностью кивнул я. — Мне скрывать нечего.

— Ты и вправду прошёл через проклятый город?

— Да, — не стал отнекиваться я. У радетелей возможностей проверить поступившую информацию будет побольше, чем у отца Никонта. Так зачем самому себе могилу копать? — Я опаздывал в школу к сроку. Поэтому у меня не было выбора. Кратчайший путь лежал через проклятый город.

— Страшно было? — глаза радетеля смотрели с лёгким участием. — Просто чудо, что тебе вообще выжить удалось.

— Чудом и выжил, отец Яхим! — согласился я. — Несколько раз думал, что уже и не выберусь. Такого страха натерпелся!

— Ну, ты всё же выжил! И к сроку успел! Молодец! — порадовался за меня Яхим. Чуть в ладоши от избытка чувств не захлопал. — Ну и как тебе дворец проклятого? Он и вправду так прекрасен, как в книгах описывают?

— Да от него одни стены и остались! — чуть поколебавшись, ответил я. — Внутри руины одни.

Я покосился, наблюдая за реакцией жреца. Тут всё зависело от того, правильно ли я понял мотивы поступка отца Никонта. Не мог не осознавать старик, чем его слова в будущем обернуться могут. А значит, сознательно внимание радетелей к будущему походу решил привлечь? Зачем? На этот вопрос у меня только один приемлемый ответ нашёлся. Они и так об этом походе уже узнали. Послухов тут много, наушников ещё больше, вот где–то утечка информации и произошла. И дело шло к тому, чтобы сборы отцом–наставителем затеянные на корню пресечь. Меня к вершителям или, того хуже, в пыточную, отправят, отца Никонта, тоже куда–нибудь. (Не знаю, как тут с проштрафившимися жрецами поступают. Да и знать не хочу). Вот и решил хитрый жрец ва–банк сыграть. Дал понять местному руководству, насколько приз велик, коль он лично безопасностью какого–то недошлёпка озаботился. Заинтересовать решил. Судя по всему, о цели затеваемого им похода, Никонт благоразумно не распространяется, а против дознания с перемещением в пыточную у ушлого жреца есть какой–то аргумент. И других вариантов заполучить что–то очень ценное, кроме как проследить за людишками Никонта в проклятом городе у отца–приора нет. На то и расчёт. Вот только что же в этом злополучном дворце настолько важное есть, что отец–наставитель за собой все мосты сжечь решился? В случае неудачи пощады ему ждать не приходится. До чего же бесит, когда тебя в тёмную использовать пытаются!

— Одни стены, говоришь, — укоризненно покачал головой старичок. — А что же тогда вам с отцом Никонтом в том дворце понадобилось, коль там порушено всё?

— А мне почём знать, всеблагой отец?! — искренне удивился я. — Не по чину мне в дела храмовые мешаться. Раз отец–наставитель повелел людишек его во дворец проклятого свести, я и должен расстараться! А что за надобность у служителя храма Троих в том дворце, не моего ума дело!

— Вон оно как, — вновь ласково улыбнулся мне старик и вдруг, резко вскочив, жёстко ухватил за плечо. Громкий треск опрокинутого на пол кувшина. Острый, как бритва взгляд, полоснувший по глазам. — А ты случаем не лжёшь мне, отрок? — от напускного благодушия отца Яхима и следа не осталось. — Может мне тебя до отцов–вершителей отправить? Для разговора вдумчивого?

— Я правду говорю, отец Яхим! — мне даже изображать испуг не пришлось. Перспектива переноса разговора в пыточную кого хочешь напугать может. — Кто я такой, чтобы отец–наставитель со мной своими планами делиться стал?!

— Это я и без тебя знаю, — Яхим, по–стариковски кряхтя, вернулся на кровать. — Но может ты видел что, да о том отцу Никонту обсказал. Иначе почто он так всполошился? Отвечай! И смотри, если попробуешь солгать, дальше с тобой будут говорить отцы–вершители, — в голосе старого жреца лязгнул металл. — Ты понял меня?