— Стоило пристрелить старого шизофреника и дело пошло бы без всяких сделок.

— То есть, застрелить отца любимой женщины для тебя в порядке вещей? — хмурюсь.

— Он бы не принес ей счастья, — философствует.

— Пожалуй, в этом вопросе она бы могла разобраться и сама. Нельзя таким образом решить все проблемы.

Пытаюсь вырваться вперёд, но одним легким движением Леон возвращает меня обратно. Спиной чувствую жар его груди. Святое место, понимаю мозгом, но тело живёт совершенно другой жизнью после его прикосновений.

— Бабам нужно меньше свободы давать, — шепчет на ухо, заставляет кожу покрыться мурашками, — мужик на то и мужик, чтоб решения принимать.

— Ты просто варвар, — шепчу в ответ.

Разрываю наш тесный контакт от греха подальше.

Все это так непривычно. Быть с ним рядом. Ни от кого не прятаться. Гулять по живописным местам как обычные туристы. Я боюсь загадывать сколько это может продлиться. Не представляю насколько нас хватит. Счастье настолько хрупкое, что в любой момент может разбиться.

Знаю одно: Леон бы своего не упустил. Любому бы Дьяволу перегрыз глотку, только вот считает ли он что я достойна таких подвигов?

К вечеру мы попадаем на Кольцевой бульвар — парадный проспект Вены.  Длиной в четыре километра он опоясывает центр австрийской столицы. Пытаюсь запечатлеть все увиденное, неустанно делаю снимки на которые попадает и Леон, но усталость берет свое. Усаживаюсь на скамейку и вытягиваю ноги. Ступни просто гудят от пройденных километров.

— Я больше не могу, — признаюсь честно когда Леон садиться рядом.

Как обычно игнорирует прохожих и снимает с меня туфли.

— Не думал, что ты такая слабачка, — говорит, а сам массирует пальчики, поднимается к лодыжкам.

Хочется сказать в ответ колкость, но он как всегда  обезоруживает.

— Знаешь, что зачастую мужиков прёт? Ну мордаха например, сиськи, задница. А меня на ногах твоих заклинило. Я в свое время даже подумал что кукушка съехала. Ну не нормально это типо, извращение какое-то.

— Очень романтично, — фыркаю, — а потом что?

— А потом ты босая по моему дому рассекала, соблазняла.

— Ничего я не соблазняла, — отмахиваюсь. — Тапки ты мне не предлагал. Приличной одежды тоже.

— Ну зачем красоту прятать?

— И сказал что никогда бы в мою сторону не посмотрел даже, — достаю из задворок затаенную обиду.

— Мне хотелось в это верить, — пожимает плечами. — Оказывается, наебать себя достаточно сложно. А по поводу одежды, сегодня это нужно исправить.

— Нет, — не сдерживаю стон. — Я планирую остаться ночевать на этой скамейке.

Даже представить не могу, что я способна осуществить хоть один шаг.

— Надо, Ягодка. — как всегда бескомпромиссно. — Вставай, или поедешь в магазин на плече, кверху задницей.

К счастью, долго идти не приходится. Совсем скоро мы отказываемся у огромного торгового дома «Штефль». Первый этаж встречает нас набором люксового багажа и аксессуаров. Отделка универмага выглядит дорого и современно, даже начинаю смущаться своего уставшего и потрепанного вида. Мы направляемся прямиком к отделу роскошного нижнего белья, который граничит с отделом вечерних платьев. Подборка настолько обширная, что способна удовлетворить любой вкус.

— Платье не здесь, — разворачивает меня Леон. — Несколькими этажами выше посмотрим.

Мягко подталкивает внутрь. Отдает в руки услужливого консультанта, а сам растягивается на мягком пуфе.

В примерочной мне предлагают множество вариантов. Честно, не могу выбрать какой-то один даже после примерки. Белье настолько красивое и уникальное, что по-детски не хочется с ним расставаться. Решаю действовать так же глупо и воспроизвожу в голове считалочку. Видимо вожусь слишком долго, потому что Леон разрушает своим появлением все метания и приобретает сразу семь комплектов.

— Это целое состояние, — бормочу, когда мы выходим в просторный холл.

— Тряпки, которые на тебе разорву, — опять перечит.

— Сделаешь это и я никогда тебя не прощу.

Иду к стеклянному лифту и стараюсь выглядеть максимально угрожающе.

— Сам себе противоречишь. Зачем платить такие деньги, за то что считаешь тряпкой?

— Потому что тебе нравится, — выбирает нужный этаж и мы поднимаемся вверх.

— Подожди.

Встаю напротив и касаюсь его груди. Заглядываю в самую бездну его темных зрачков.

— С чего бы тебе быть таким хорошим?

— Я рад что подобная мелочь способна изменить твое мнение обо мне. Но увы, это самообман, Ягодка.

— Значит тебе не хочется, чтобы я думала о тебе хорошо?

Сыплю вопросами пользуясь случаем. Нагло ощупываю рамки дозволенного. Когда-то для меня это было недоступной роскошью. Обычная возможность требовать ответы.

— Приехали, — мастерски увиливает. Вынуждает выйти из лифта.

Мы оказываемся на пятом этаже огромного здания. С первых минут понимаю, что он значительно отличается от остальных.

— Здесь должна найти что-то. Написано, что в этих тряпках по дорожкам вышагивают.

— Подиумные модели? — спрашиваю пораженно.

Kenzo, Alexander McQueen, Diesel. Я далека от трендов и модных веяний. Но вполне могу допустить, что эти коллекции фигурировали в Миланских либо Парижских неделях моды. Леон отвечает на звонок и отходит в сторону. Оставляет меня одну. Прохожу вдоль ровно выставленных манекенов, достаточно равнодушно смотрю на предметы роскоши. Никогда не понимала женщин способных выложить кругленькую сумму за предмет гардероба. До этого момента.

Очередное платье отнимает все мое внимание. Чёрное, длинное. С кружевными рукавами и невесомым шлейфом. И без таблички понимаю, что это «Прада». Величайший бренд, у которого нет перевеса ни в сторону консерватизма, ни в сторону кричащей сексуальности Голливуда. В воспоминаниях моментально всплывает голос мамы. Даже целая картинка с ее образом.

« — Пока девушка Gucci пьет текилу в ночном клубе, девушка Prada читает Пруста в кафе. »

Она всегда хотела привить мне изысканный вкус. Возможно у нее это получилось, если я остановила свой выбор именно на этой модели? Цена меня уже не интересует. Если Леон хочет тратить деньги, пусть не отказывает себе в удовольствии.

Консультант замечает мой интерес, и своевременно предлагает пройти в примерочную. Интересуется нужна ли мне помощь. Мой английский недостаточно хорош, но  как минимум понимаю суть, в отличии от абсолютно незнакомого немецкого. До сих пор не понимаю, почему из всех городов мира мы оказались в Вене.

Облачаюсь в платье когда остаюсь наедине с собой. Долго смотрю в зеркало,  всматриваюсь в черты так, будто вижу себя впервые. Я очень на нее похожа. Я ее часть, и какие бы вещи она не совершала, это неизменно. Моя мать меня любила. Делала для меня все на что была способна. Когда Королев подтвердил версию следствия о том что ее уход стал причиной самоубийства, в душе поселилась боль и горькая обида. Сейчас, пусть в неподходящее время и в неподходящем месте, я ее прощала.