До ближайшего магазина было сто верст. И все лесом.

— А я бы сходил. Надоело тут сидеть…

К исходу недели в лагерь прибыли еще туристы.

— Хорошо у вас тут, — позавидовали они. — Лес, тишина. А в городе хулиганы и выхлопные газы.

— Хватит издеваться.

— Что, надоело?

— Надоело.

— Ну, тогда собирайтесь. Пришло ваше время…

— Когда?

— Сегодня. Сегодня в ночь.

Быт лагеря мгновенно преобразился. Песен уже никто не пел. И костры не жег. Свободные от сборов «туристы» встали в боевое охранение. С удочками вдоль реки. На тропах. На потенциально опасных направлениях.

Бивак свернули. Байдарки и палатки, с помощью которых изображали из себя путешественников, изрезали и затопили.

Из тайников извлекли контейнеры со снаряжением и оружием. Вытащили, разобрали бронежилеты, радиостанции, приборы ночного видения.

Надели, пригнали походную «сбрую» — короткие жилетки с полусотней карманов, предназначенных для оружия, средств связи, бивачного имущества. Напихали в карманы обоймы, гранаты, боевые и метательные ножи, сигнальные ракеты, пакеты первой медицинской помощи.

Проверили оружие.

С рассветом, закутавшись в маскировочные накидки, вышли на маршрут. Первую часть пути прошли быстрым маршем. Почти не прячась. Как туристы.

Последнюю прошли на полусогнутых. Пригибаясь и напряженно оглядываясь по сторонам…

До места назначения оставалось десять километров.

Восемь.

Пять.

Стрелки сидели в своих «гнездах». Как пернатое. Как «кукушки» времен советско-финской кампании. Которые немало настреляли тогда советских солдат и офицеров. Сами оставаясь невидимыми.

Они сидели практически недвижимо. Так, как научились во время многомесячных тренировок. Снайперы должны уметь быть неподвижными. Совершенно неподвижными. Как неодушевленный предмет. Или, вернее, как притаившееся в засаде насекомое. Которое поджидает другое насекомое. Чтобы его схватить и употребить в пищу.

Неподвижность — единственный гарант сохранения жизни. И выполнения задания. То, что шевелится, привлекает к себе внимание. А то, что в тылу врага привлекает к себе внимание, долго не живет.

Только неподвижность обеспечивает жизнь и победу!

Как они умудряются не качнуть ни одной веткой, не издать ни единого звука? — удивлялись скрюченные в тесном объеме импровизированных убежищ охранники. Ведь уже без малого восемнадцать часов сидят! Что они там, умерли, что ли?

Охранники осматривали подходы. Механическими поворотами головы: направо — налево — направо — налево. Очень медленными поворотами. Чтобы не пропустить подхода вероятного противника. Они не смотрели перед собой. Они слушали. Потому что звуковая пеленгация в густолесье более надежна, чем визуальная. Они слушали звуки леса — шорохи, шелесты, хрусты, крики птиц.

От их убежищ во все стороны была раскинута паутина сигнальных нитей — тонких, как человеческий волос, проволочек. Раскинута на высоте груди человека, чтобы ее не тревожили мелкие лесные зверьки. Если нить обрывалась, в убежище загоралась тревожная лампочка.

Нити обрывались по несколько раз в сутки. Когда вблизи проходили крупные животные. И каждый раз охранникам приходилось хвататься и за бинокли, и за оружие, разворачиваемое в опасном направлении.

Конечно, лучше было бы установить вокруг индукционные датчики. Или телекамеры. Но их было всего несколько штук. И поэтому приходилось обходиться самыми примитивными способами сигнализации.

Лучший обзор имели стрелки. Но они смотрели в другую сторону. Наблюдать тыл было не их делом. Их делом было не пропустить противника через контрольную зону — 50 — 100-метровую полосу голой земли, расположенной вдоль забора охраняемого объекта.

Все отсматривал полковник. Наиболее уязвимые участки он перекрыл телекамерами и сигнальными датчиками. И свел их в свой НП. Его сторожевая паутина была более редкой, чем у охранников, но гораздо обширней. Она уходила во все стороны на сотни метров.

И еще полковник очень внимательно следил за наблюдателями противника. Которые все более активизировали свою деятельность. И стали менее внимательны в соблюдении маскировки. Потому что расслабились. А это значит, что их работа близилась к завершению.

Полковник Зубанов, стрелки и охранники ждали гостей. Ждали с часу на час…

Агент Следопыт смотрел за всеми. И за наблюдателями, и за наблюдающими наблюдателей. Он выявил местоположение более половины засад. Потому что был опытнее всех. И еще потому, что его здесь никто не ждал. Никто его не искал. И никто от него не страховался. А он знал, кого и где ему следует искать, и потому находил то, что искал.

Каждую ночь Следопыт менял диспозицию, чтобы изучить новый участок местности. Опасаясь сигнальных сетей, он передвигался только по-пластунски, отсматривая каждый метр пути с помощью прибора ночного видения. Занимал удобную позицию, спал несколько часов и весь следующий день шарил биноклем по кронам деревьев. Иногда по часу не отрывая взгляд от одной и той же подозрительной ему вершины.

И наносил на составленном им плане местности кресты…

Заблудившиеся на московских улицах монтировщики Пекинского симфонического оркестра, они же отставшие от поезда корейские арендаторы, они же ударный отряд особого назначения Китайской народной армии, вышли в исходную точку.

— Остановиться! — показал жестом командир.

Бойцы сели на подогнутые ноги и замерли. Боевое охранение расползлось в стороны.

Командир взглянул на часы. До контрольного срока оставался один час сорок минут. Он тоже сел на подогнутые ноги и тоже замер. Китайские бойцы и офицеры умели ждать. Это было одним из главных их достоинств.

В назначенное время командир встал на ноги и прошел на двести метров на северо-восток. Когда секундная стрелка достигла цифры «двенадцать», он сложил руки лодочкой и каркнул вороной. И еще раз через паузу в пятнадцать секунд. Этот крик именно в это время или каждые два часа спустя должен был сообщить неизвестному им агенту об их прибытии.

Спустя десять минут из-за кустов появился человек в камуфляжной униформе.

— Добрались?

— Добрались.

— Нелегальной заброской?

— Нет, официально. Где противник? Следопыт развернул лист бумаги.

— Вот их главный наблюдательный пункт. Где-то рядом убежище. Здесь и здесь — сигнализация, По крайней мере та, что я выявил.

— А это что за кресты?

— А это еще наблюдательные пункты.

— Другие их наблюдательные пункты?

— Нет, не их. Потому что эти вторые наблюдают за первыми. С какими целями — сказать не могу. Моей задачей было провести рекогносцировку и выявить местоположение противника. Местоположение я выявил, но, кто из них противник, сказать не могу. Предполагаю, что первые, которые расположены ближе к объекту.