долгим. Я вновь рассказывала свою историю, показывала книгу, картину Элдера, зарисовки, по которым Элькос делал свою иллюзию савалара. Да и вопросов у каанчи оказалось немало, так что к приходу дайна мы всё еще сидели, но уже в гостиной, где Сурхэм накормила всех, включая ягиров, не желавших оставлять меня наедине с чужаком.

Единственная, кто покинула нас, была Эчиль, но у нее были муж, дети и собственные заботы. Потому, удостоверившись, что мне ничего не угрожает, свояченица ушла, а Юглус и страж с ворот остались. Его место на посту занял другой ягир. Да и люди время от времени подходили к подворью, чтобы узнать, что там происходит. И пагчи с унгаром появлялись, и кийрамы, не говоря уже об айдыгерцах. Но обо всем этом я узнала позже. А к моменту возвращения дайна мы продолжали разговаривать.

Танияр вошел в гостиную, осмотрел представшую ему мизансцену пристальным взглядом, а после произнес:

– Милости Отца, каанчи Шакин.

Разумеется, мой супруг помнил его еще по визиту в Долгие дороги и уж точно услышал имя, когда ему докладывали о происшествии на курзыме.

– И тебе милости Белого Духа, дайн Танияр, – поднявшись на ноги, ответил наш гость.

Я направилась к мужу, чтобы поприветствовать его. Он обнял меня, поцеловал и на миг остановил вопросительный взгляд. Я улыбнулась, показав, что всё хорошо. Танияр едва заметно кивнул и присел на свободное место.

– Стало быть, решил послушать, – констатировал дайн визит каанчи. – Доброе дело. Рубить, не увидев, куда придется удар топора, может только глупец.

– Мой каан не глуп, – сухо ответил Шакин.

– Но и не мудр, – отмахнулся Танияр. – И раз ты думал, значит, ты мудрей своего отца. Долгим дорогам повезло, что ты старший каанчи. Что скажешь теперь, когда увидел и услышал всё, что хотел?

Шакин не спешил с ответом, и это мне пришлось по душе. Он посмотрел на картину Элдера, после на книгу Шамхара, лежавшую на столе. После задержал взгляд на мне, а затем опять поглядел на дайна.

– Я хочу задержаться в Иртэгене, – сказал каанчи. – Хочу посмотреть, как вы живете, и хочу еще подумать.

– Хорошо, – кивнул Танияр. – Мы рады гостям, особенно когда их души нам открыты. Но я не оставлю тебя на своем подворье. – Я устремила взгляд на супруга. – Не сочти за обиду. В доме моя жена и мой сын. Ты пока не показал себя другом, и я не стану рисковать теми, кто мне дорог. Но ты можешь остаться на подворье ягиров.

И я, расслабившись, улыбнулась. Дайн, как говорится, поразил одним выстрелом две цели. Он позаботился о нашей с Тамином безопасности и не оскорбил гостя. Подворье ягиров было закрытым сообществом. Попасть туда было непросто, как вы, наверное, помните. А перед каанчи Шакином Танияр открыл заветные ворота. Это тоже было своего рода доверием. И вновь две целим разом: гость был под присмотром воинов и мог узнать от них многое из того, что оставалось скрыто от взоров обычных иртэгенцев. Не тайны нашего государства, конечно, но события, которому свидетелями были только воины, а они сплетен не разносили, хоть и оставались тагайни.

Однако это могло дать Шакину для размышлений верное направление, потому что на подворье бывали не только наши прежние ягиры, но и новые, которые прибывали в столицу, чтобы нести свою службу при дайне, пока не приходило время смены. А уж они-то точно могли показаться каанчи более объективными, так как послужили другим каанам, прежде чем стали айдыгерцами. Им было с чем сравнивать.

Признаться, несмотря на собственную откровенность, доверия у меня, как и у мужа, к Шакину особо не было. Я рассказала, что должна была рассказать, но толика подозрительности всё равно никуда не делась. Сейчас было такое время, что спешить раскрывать объятия не хотелось. Его даже проверили амулетом Элькоса. Разумеется, не открыто, да этот амулет и не требовал непосредственного контакта. Однако каанчи был чист. Если и имелась какая-то связь с отступниками, то она была в договоренности, а не во влиянии или в наличии шавара – связующего медальона. Впрочем, кроме илгизитов, был еще каан Курменая, и не только он. И какие помыслы бродили в голове каанчи на самом деле, понять было невозможно.

– О чем говорить, если будет спрашивать? – этот вопрос задал Архам на следующий день после нашей беседы с каанчи.

– Думаешь, он не ответов пришел к нам искать? – с любопытством спросила я.

– Не верю людям из Долгих дорог, – сказал деверь. – Если простые тагайни готовы убивать каждого, кто на них не похож, то и каан у них мыслит так же.

– Не все в Белом камне ненавидели пагчи, как их каан, – справедливо заметила я.

– Белый камень и пагчи были соседями, как и мы с кийрамами, – ответил Архам. – Не любили друг друга, да, но ненависти не было, потому что время от времени встречались и расходились миром, даже помогали друг другу. Молчали об этом, но зато теперь никто не скрывает своих историй. И потому было легко принять соседей. А рядом с Долгими дорогами племен нет. Ни стычек, ни драк, ни тайных встреч. У них ничего нет, что было у нас и Белого камня, но они ненавидят племена. Сама знаешь, как бы мы ни относились к пагчи, но, когда ты пришла с Танияром на праздник, никто не обозлился и не пытался гнать тебя. И потом ворчали, но слушали и разговаривали. А эти из Дорог напали на нас и хотели твоей крови. Даже твой язык не помог. И вот что я об этом думаю. – Я кивнула, готовая слушать выводы деверя. – У нас была жизнь и ее правда, а у них только сказки и гордость. Вот в чем между нами разница. Мы не говорили об этом вслух, но всегда знали, что с племенами можно жить в мире. А в Долгих дорогах думают, что племена – это зло. Поэтому я не верю каанчи.

– И все-таки он приехал, – парировала я. – И приехал один. А еще он готов слушать и узнавать то, чем мы живем. Если в нем и вправду нет подлости, то мы готовы протянуть руку, но… – Архам посмотрел на меня. – Ты прав, мы не будем открываться полностью. Хайяты не утаить, они будут окружать Айдыгер. Но подробно об их устройстве рассказывать лишнее. Как и про нашу сеть агентов, об этом вообще ни с кем говорить не стоит как за пределами дайната, так и внутри него. Шпионы – это тайное оружие, которое помогает вовремя предупредить