Меня определили в противопожарную команду и послали в машинное отделение, сидеть у стеночки в компании одного технаря и одного палубного, и еще велели не путаться у Бедокура под ногами… Ах да, когда я бежал на свое место, увидел Бабарского за „Шурхакеном“ — он из него стрелял! По людям! По людям стрелял, не позволяя толпе приблизиться ко дворцу. Потом я спросил: почему? А он плечами пожал: „Мое место в боевом расписании“. Команда на „Амуше“ небольшая, и в случае опасности суперкарго должен быть при деле. А кок сидел за другим пулеметом…

А еще мне сказали, что придется научиться обращаться с „Шурхакеном“, чтобы при необходимости заменить раненого стрелка. Ну, я-то ладно, а вот тебе, Энди, будет не по себе…»

Из дневника Оливера А. Мерсы alh. d.

Вулениты разместились в одном из кубриков. Цепарям, конечно, пришлось потесниться, но никто не жаловался, понимали, что ребята свои, а значит, нужно потерпеть. Вещи, включая честно заработанное золото, братья Доброй Дочери доставили на «Амуш» перед самым его отходом, и теперь они лежали в одной из кладовых Бабарского. Проверять сохранность Вебер не стал, знал, что гостей Помпилио на «Амуше» не обманут, но кладовую навестил. Оставил оружие, переоделся в чистый дорожный костюм и свежую рубашку и только после этого направился в арсенал.

— Выпьешь?

— С удовольствием. — Вебер повесил шляпу, которую снял еще до того, как вошел в комнату, усмехнулся и пояснил: — Устал.

И провел рукой по белым волосам, то ли приглаживая, то ли пытаясь отыскать привычную шляпу, без которой настоящие вулениты чувствовали себя полуголыми.

Помпилио указал на приготовленную Валентином бутылку коньяка, и наемник плеснул янтарную жидкость в два бокала. Один взял себе, другой подал адигену.

— Ваше здоровье, мессер.

Коньяк мягко проник внутрь. Не обжег, но согрел, расслабил, тихонько прошептал: «Всё закончилось» и предложил поискать кресло помягче. Предложил плюхнуться в него, закрыть глаза и уснуть часиков на двадцать.

— Хорошо…

— Как бамбини?

— Взяли бутылку бедовки и попросили не беспокоить до… — Вебер улыбнулся: — Куда мы направляемся?

— На Свемлу, потом на Каату.

— Попросили не беспокоить до Кааты. На Свемле нам делать нечего.

— Вот и хорошо, — рассмеялся Помпилио. Он тоже переоделся, сменил забрызганный кровью месвар на повседневный, серый, расшитый черным узором. Человек несведущий мог назвать одеяние скромным, однако Вебер узнал переливчатый аханский шелк — одну из самых дорогих тканей Герметикона. — Как тебе Заграта?

— Мы очень хорошо заработали, — ровно ответил Феликс.

— Я говорил, что так будет.

— Я помню, мессер. — Вебер глотнул коньяка. — Спасибо.

— Нет, Феликс, тебе спасибо. — Помпилио стал серьезен: — Я благодарен, что ты согласился сопровождать меня. Ты очень помог.

Больше ни слова, потому что этот бамбадао был адигеном, но Вебер понял, что отныне имеет право на одну просьбу.

Он выдержал коротенькую паузу, давая понять, что невысказанное услышано, и весело произнес:

— А мне очень помог слух, который запустил Бабарский. Придуманная им история тронула сердце Зопчика и лишила его последних сомнений на мой счет.

— Твоему брату, наверное, икается.

— У моего брата толстая кожа.

Помпилио не приветствовал криминальные связи суперкарго, но при необходимости пользовался ими. Слух о том, что старший брат Вебера попал в пиратский плен, Бабарский пустил еще до того, как Феликс прибыл в Альбург, пустил с Кааты и позаботился о том, чтобы новость добралась до Заграты сразу на нескольких цеппелях.

— Кстати, о Зопчике… — протянул Помпилио. — Мне жаль, что тебе пришлось нарушить слово.

— Я не нарушил, — усмехнулся Феликс. — Мы говорили в три часа ночи, и Зопчик выразился предельно ясно: «с завтрашнего дня». Так что сегодня я имел право поступать по своему усмотрению.

— Но деньги ты взял, — заметил адиген.

— Полагаете, я должен их вернуть?

— Полагаю, они им не понадобятся.

— Полностью с вами согласен, мессер.

Вебер нерешительно посмотрел на бутылку, на опустевший бокал, после чего — на Помпилио. Тот, не скрываясь, бросил взгляд на часы.

— Я вас задерживаю?

— Нужно поговорить с гостями, Феликс, посмотреть, как расположились принцы и Лилиан.

— Вы позволите мне ненадолго задержаться здесь, мессер? — Уйти из переполненной бамбадами комнаты, так и не прикоснувшись к оружию, Вебер не мог. И никакой бамбальеро не смог бы. — Я хочу…

— Ни слова больше. — Помпилио улыбнулся. — Мой арсенал в полном твоем распоряжении, Феликс. Захочешь опробовать какую-нибудь бамбаду — иди на открытый мостик.

— Благодарю, мессер.

И позабывший обо всем вуленит нетерпеливо шагнул к оружейному шкафу.

Лилиан и принцы получили в свое распоряжение две «гостевые» каюты, находящиеся на офицерской палубе «Амуша». Готовили их, правда, только для детей, а потому потребовалась еще одна разборная кровать, но цепари справились быстро. Минут через десять комнаты были готовы к приему гостей, однако они, только что пережившие опаснейшее приключение, укладываться в постели не спешили. Знали, что не уснут.

Помпилио отыскал их в кают-компании. Молчаливых, грустных, но не подавленных. Не сломленных.

Лилиан сидела на диване, держа в руке бокал с вином — об этом позаботился Валентин. Георг и Густав прилипли к окну, зачарованно наблюдая за проносящимися мимо облаками. Будь их воля, они давно выскочили бы на открытый мостик, однако Лилиан запретила принцам покидать гондолу, и мальчишки подчинились. Генрих же занял кресло в углу. От предложенного Теодором чая не отказался, однако выпить его забыл — полная чашка стояла на столике, — и просто сидел, мрачно глядя на гигантскую лапу пришпы.

Или же мрачно глядя в себя.

Или же вновь переживая последние дни и часы. Вспоминая свои поступки и поведение окружавших его людей. Вспоминая дворец, из которого пришлось бежать, и охваченный огнем город. Вспоминая тех, кто хотел его убить. Вспоминая подданных своего отца.

— Я принял решение идти на юго-восток. Там мы успеем поймать точку перехода на Свемлу.

Двери на цеппеле были смазаны на совесть, двигался Помпилио без лишнего шума, а потому его появление в кают-компании стало для гостей сюрпризом.

— Мог бы постучать, — недовольно заметила Лилиан.

— Извини.

— Ты напугал детей.

— Не напугал!

Однако неожиданно прозвучавшая фраза заставила и Густава, и Георга вздрогнуть. Мальчишки повернулись и тут же, как по команде, юркнули к девушке, уселись на диван справа и слева от нее. Мальчишки понимали, что лысый мужчина — друг, что опасности нет, но инстинктивно тянулись к Лилиан. Хотели быть ближе к ней, к молодой и холодной адигене, вставшей между ними и убийцами.