дерзости невероятной? Взял бы палочку без спроса да и был таков? Махнул бы, скажем, в совсем другую страну?

Он остановился у афишной тумбы с рекламой какого-то балагана: голова закружилась немного. В его-то годы — удивительно, не правда ли? Но сейчас наука о человеке успокаивает нас на этот счет: головокружение от любви в таком юном возрасте — нормально, оно вовсе не означает, что организм болен — скорее наоборот…

Когда уже в сумерках вернулся Жан-Поль в гостиницу, усталый и голодный, госпожа Фея сказала, снимая очки и протирая их замшей:

— А, это ты… Обедал? Нет? Я тоже заработалась и на часы не взглянула… Слушай, дружок, у меня поручение для тебя. Первое в твоей жизни, которое ты исполнишь без опеки моей, без подсказок — совершенно то есть самостоятельно! Самой-то мне недосуг, а надо бы кое-что проверить в Пухоперонии… Там ведь идет к концу первый месяц, люди зовут его медовым… Так вот — на самом ли деле сладко все? Так ли благополучно вышло, как нам хотелось бы? Придется, Жан-Поль, тебе возвратиться туда… ненадолго. И одному! Кстати, палочка мне в эти дни не понадобится… возьмешь ее и, надеюсь, будешь пользоваться ею ответственно… Да? Повинуясь не своим прихотям, а лишь высшим причинам…

Мальчик поспешил плюхнуться на диван, потому что почувствовал: близится второй приступ головокружения… Какая же она прелесть, его Госпожа! Не женщина, а чудо!

* * *

Глава вторая, на месяц возвращающая нас назад. Про первый, с раннего утра, день принцессы. Про знакомства и открытия

Она только что встала — новоиспеченная принцесса. И осматривалась тут, во дворце, которого ни разу еще не видела таким безлюдным и при ясном свете дня, когда тысячи свечей — ни к чему… Ей и себя-то было странно видеть в зеркале… (а зеркал было тут множество, и больших, отражающих в полный рост). Батюшки, кто это красуется тут в длинном золотистом пеньюаре, с пылающими щеками, с глазами, расширенными от недоверия к своей судьбе?

Вокруг были так называемый зимний сад и часть королевской библиотеки с большими фамильными портретами в тяжелых рамах. Вход по главной дворцовой лестнице как бы охраняла статуя воинственного короля Ипполита. Уже объяснили ей: это прадедушка ее мужа, принца Лариэля… стало быть, и ей родня… Золушка присела перед этим прадедом в быстром вежливом поклоне. На всякий случай.

Королева-свекровь

Почему-то трудно было подойти к самому большому и отдельно висящему портрету покойницы-королевы — дамы лет пятидесяти, не старше, с властным лицом, в котором, конечно же, много было особой породы. Это, вероятно, и нельзя описать словами, это видеть нужно… Так вот — трудно подойти к этой даме с лорнетом, но почему-то надо. Умерла она или нет, а все-таки королева давала почувствовать людям их зависимость от нее! Вот сейчас поднесет свой пронзительный лорнет к глазам и рассмотрит в упор: кого это, интересно, привели сюда как ее невестку, привели, не спросив ее согласия, материнского и королевского?

Здесь поклон Золушки был уже длительным, смиренным, как у монахини. Не мериться же ей гордостью с хозяйкой всего-всего здесь — и дворца, и города, и страны!

Едва слышно Золушка произнесла (а чего-то и выговорить не смогла — только подумала):

— Ваше Величество! Вы думаете, я пользуюсь… бесстыже пользуюсь тем, что вы… изволили умереть и не можете ни во что вмешаться? Не так это, ей-богу, не так! Я еще до свадьбы хотела вам объяснить… Не думайте, что все это — я сама… Нет, я и сейчас-то от смущения погибаю… не знаю, как сесть, как встать… Для чего нарисовали вас такой суровой, Ваше Величество? Вот муж ваш — он совсем не так на меня смотрит, у него ко мне есть симпатия… Правда-правда, я чувствую! А иначе — я разве посмела бы?

Сложно объясняться с теми, кто не ответит тебе, сколько ни старайся задобрить их… Золушка отдохнула чуть-чуть и приступила снова:

— Вы, наверное, хотите спросить, люблю ли я вашего сына? Но если я скажу: «Да! да!», вы можете посмеяться: еще бы, настоящего принца полюбить всякая норовит… от одного слова «принц» девчачьи головы кружатся… А тем более — когда королевский бал, и такой паркет, и столько света, и такая музыка… А жизнь — это не бал, правда же? Это я знаю… я даже слишком хорошо это знаю… Нет. Ничего нельзя доказать. И не обязаны вы мне верить. И не надо.

Так она решила, заметив, что черты королевы не смягчаются от ее слов. Чепуха, впрочем: ну как они могли смягчиться? На портрете? Неужто и вправду надеялась в глубине души, что ей ответит картина? Нет. Не дитя же она — замужем как-никак… Безмолвие вокруг начинало навевать скуку, а скуки Золушка терпеть не могла. Нет, не так: за всю ее прежнюю жизнь ей просто недосуг было узнать, что это такое — скука. Поэтому совсем на другую тему свернули ее мысли — а бронза-то на раме позеленела… давно не чистили, видно. Мелом ее надраить бы…

Потом она решила заглянуть за портрет — и возмутилась оттого, что там увидела:

— Батюшки, за вами же паутины — страх сколько! Кто ж запустил вас так? Еще немного — летучие мыши заведутся за спинами таких особ! На месте Вашего Величества я бы даже обиделась… — И она стала озираться вокруг, соображая: где у них тут метлы да тряпки? Специальный чуланчик должен быть… Ничего, потом я еще разок выкупаюсь… тут воду экономить не надо…

Тут на лице Золушки отразилось блаженство, которое она испытала всего четверть часа назад в огромной ванной комнате из розового мрамора: вода лилась там с восхитительной щедростью! А эти мохнатые широкие полотенца четырех фасонов и расцветок? А нежная губка? А всякие шампуни, и кремы, и тюбики, про которые надо еще разузнать: что там такое, зачем они? А душ, из которого так упруго, так бодряще хлещет теплая вода: и попрохладнее, и любая! Да что перечислять дивные эти мелочи, если там еще и бассейн целый?! Кто назвал бы ее «Золушкой», если б такое было у нее в отчем доме?

Но она одернула себя: мечтать некогда, надо найти тот чуланчик, надо торопиться, пока нет никого… Ну как не избавить матушку-королеву от неприличной лохматой паутины за спиной у Ее Величества? А зато потом можно — нет, даже нужно будет еще разок побывать в том раю!

Люси-не-поддамся-не-проси

…У портрета покойницы-свекрови она появилась уже почти