Жерар захохотал.

— Типун тебе на язык, кобелино, — пожелал я.

— Ладно, не сердись. Я ж шучу. Кто там у нас ещё? Владимир Васильевич и хитрющая девочка Зарина? Их в Америку, конечно, не звали. Но, судя по некоторым признакам, внакладе они не остались. А вот братцы Улугбековы пострадали здорово. Сулейман от-правил их в Каракумы, барханы считать. Говорит, лет на тридцать обеспечил работой. Кстати, если ты слушаешь эту запись, значит, я сейчас — у него. Веду переговоры по од-ному очень важному и щекотливому вопросу. Надеюсь, понимаешь, о чём речь?

Я понял, и мне сделалось не по себе.

— Ну, а раз понимаешь, пожелай удачи. Надеюсь, свидимся уже как человек с чело-веком. Поэтому учти — встретишь Умнега, лицо ему не бей. Возможно, оно к тому времени уже станет моим. Будь здоров, чувачок!

Коммуникатор мелодично пискнул и замолчал.

— Удачи, дружище, — запоздало сказал я. — Удачи…

* * *

Я загнал «Харлей» на стоянку возле «Серендиба» и отправился в агентство. Ноги не шли. Мне было по-настоящему страшно за Жерара. Пусть Сулейман сейчас и пребывает в состоянии вины пополам с благодарностью, но всё же… Злокозненная натура ифрита может пробудиться в любой момент. И что тогда он сотворит с маленьким лохматым храбрецом?

В будке охранника торчал новичок. Молодой крепкий парень со смутно знакомой внешностью.

— Привет, — сказал я, приблизившись. — Меня зовут Павел, я здесь работаю.

— Здравствуйте, — официальным тоном отозвался парень. — Ваш пропуск, пожалуйста.

Пропуска у меня, конечно же, не оказалось.

— Извините, но впустить вас не могу, — заявил охранник.

— А если я клиент?

— Но ты же не клиент! Сам сказал.

— Во, блин, засада, — огорчился я.

— Ага, — с готовностью согласился он. — Сочувствую. Я бы пропустил, конечно. Но сегодня первый день. Сам понимаешь, надо соответствовать.

— Да понимаю я… Как зовут-то?

— Кирилл. Нас вообще-то двое. Ещё Тимоха. Он покушать ушёл.

Покушать-то и я бы не отказался. Дома холодильнике было пусто, словно в окрестностях чёрной дыры. И мне даже известно, как эту дыру зовут.

Сглотнув слюну, я спросил:

— Откуда прибыли-то, бойцы? По чьей рекомендации?

— А почему это тебя интересует? — насторожился Кирилл.

— Место тут специфическое. Кого попало не возьмут.

— Ну, мы с Тимохой не кто попало. Нас сюда Дарья Вольф порекомендовала. Ты ведь с ней знаком, а?

Он подмигнул, и тут я наконец вспомнил, где видел эту румяную рожу. Возле ГЛОКа! Той ночью, когда катавасия с железной саранчой только начиналась.

— Я много с кем знаком, Кирилл. Но даже если тебе это известно, не стоит думать, что у тебя есть повод для панибратства. Рекомендую учесть на будущее. И мигать в моём присутствии пореже. Ясно?

— Чё-то ты больно грозен, — буркнул охранник. — Пропуска нету, а понтов как у взрослого.

— Грозным ты меня ещё не видел, боец. Но теперь точно увидишь, — пообещал я и пошёл прочь.

От злости есть захотелось ещё сильнее. Именно поэтому до кафе я дошёл степенно. Нельзя давать волю тёмным сторонам натуры. Нельзя. Конёк-Горбунок улетел за океан. Намылить мне холку, чтобы вернуть душевный покой, больше некому. Значит, придётся отныне справляться с этим самостоятельно.

За моим любимым столиком устроилась Зарина. Напротив неё сидел крепыш в камуфляже. Поведение его было недвусмысленно.

— Закончить приём пищи! — рявкнул я ему прямо в ухо. — Покинуть расположение столовой!

— Чего? — Он вздрогнул от неожиданности. — Ты чо, пацан, охренел?

— Успокойся, Тим, — ласково сказала Зарина. — Это Паша, наш сотрудник. Он у нас большой шутник.

— Я таких шуток не понимаю.

— Это потому что ты уже сытый, а он ещё голодный. Правда, Пашенька?

— Правда, киса, — сказал я. Уселся рядом, обнял её за талию и с прищуром посмотрел на Тима. — Сытый голодного не разумеет. Тебя, кстати, Кирюха заждался. Уже готовится докладную строчить. О том, как ты первую смену прогуливаешь.

— У меня, типа, обед.

— Это ты ему скажи. — Я улыбнулся и помахал пальчиками. — До свидания, Тимофей.

Он пробубнил что-то неодобрительное и удалился.

— У тебя совсем испортился вкус, девочка, — сказал я, проводив его взглядом. — То мистер Фишер, то вот это страшилище…

— Кончай, Пашка, — сказала она тихо. — Знаешь ведь, что люблю я только одного. И абсолютно ему верна. Как положено женщине Востока.

* * *

Домой я возвращался пешком. «Харлей» так и остался на парковке возле агентства. К Зарине мы уехали на такси. Я был слегка под градусом, и за руль сесть не рискнул. Не потому что боялся гаишников. Потому что боялся за жизнь дорого существа.

Двор был тёмен. Единственный фонарь горел в дальнем углу, да и он был закрыт ветками пихты. Я шел, пошатываясь, и улыбался.

— Привет, чувачок!

Голос — глубокий проникновенный баритон — был мне незнаком, однако интонации…

Я обернулся. Передо мной стоял и улыбался во всю пасть огромный мраморный дог. Действительно огромный, размером с пони. Морда несколько короче, чем это обыкновенно бывает у догов. Язык, который виделся в раскрытой пасти, был почти человеческим. Широким и толстым. И зубы были почти человеческими. А глаза — нет. Один змеиный, другой козлиный. Оба зеленовато-желтые, левый зрачок вертикальный, правый горизонтальный. Глаза светились. Пасть светилась тоже. И пусть я уже сообразил, кто это, мне всё равно сделалось не по себе.

— Красивые глаза, верно? — сказал дог, энергично двигая кошмарной пастью. — Мне кажется, к ним подходит определение «тигриные». В крайнем случае «дьявольские».

— Жерар? — пролепетал я.

— Завидная проницательность, — мотнул лобастой башкой дог. — Впрочем, я предпочитаю, чтоб меня отныне звали Сэмом.

Я наконец взял себя в руки и сказал почти спокойно:

— Ты до неприличия американизировался, псина. Еще, небось, дядюшкой Сэмом.

— Брось. Для дядюшки я чертовски молод. О да, просто чертовски молод. И мне это нравится. Хочешь потрогать, какие у меня мускулы?

Он подвигал задом, напряг поочередно все лапы. Под гладкой пятнистой кожей по-бежали волны мышечных сокращений. Выглядело это впечатляюще, ничего не скажешь.

— Оценил рельефчик? Супер, правда? И заметь, всё натуральное до последнего грамма. Отныне — никаких синтетических гормонов. Ну, давай, прикоснись. — Он выпятил напряженную грудь. — Тебе же хочется!

— Благодарю, — отказался я. — Как-нибудь в другой раз. Но почему именно Сэм?