— Будучи единственным законным наследником присутствующего здесь комбинатора Владимира Васильевича Иванова, являющегося ныне недееспособным, в одностороннем порядке объявляю…

— Замолчи, несчастный! — слабо крикнул шеф. — Ты не можешь ничего объявлять! Ты пленник!

— …Объявляю договор между названным Сулейманом Куманом и так далее, и комбинатором Владимиром Ивановым утратившим силу. По причине ошибок в формулировках, обнаруженных мною, и признанных Сулейманом Куманом и так далее. Ошибки признаны вслух, в моём присутствии. Договор утрачивает силу с настоящего момента. Отец, ты свободен!

Он встряхнул меня ещё раз и замер. Замер и я. Если всё, что тут прозвучало, лажа — меня не спасёт уже ничто. Сулейман столь вызывающей попытки бунта не простит. Тем более не простит её Чёрная Вдова.

Щёлкнули замки наручников.

— Что будем делать, сынок?

— Раздавим паучиху, — сказал я.

— Не-е-ет! — взвыл ифрит. — Умрите же!

Он поднял руку, схватился за одну из чёрных «кос», оторвал её и метнул в нас.

Саранчуки вмиг разъединились, расправили крылья.

Отец сбил меня на пол и выхватил пистолет. Маленький, почти игрушечный, и очень, очень знакомый. С перламутровыми накладками на рукоятках и серебряными арабесками на щёчках. Грохотал он, однако, как следует. Обломки от десяти тварей усеяли пол. Когда патроны кончились, отец голыми руками вырвал четыре плитки из пола и грянулся оземь. Он провалился в дыру лишь на мгновение, а восстал уже во всём грозном блеске своего боевого обличья.

Чтоб не попасть под молотилку когтей паучка Ананси, я на четвереньках помчался к овальной двери. Изнутри на ней имелся шестиугольный, как и всё здесь, штурвал. Я вскочил и начал его вращать. Двигался он дьявольски туго, я почти сразу сорвал кожу на ладонях. Но я крутил и крутил. Когда машина будет разрушена, к шефу вернутся все его магические способности. И тогда обуздать его сможет только мой маленький напарник.

Вернее, старинный перстень на его лапке.

За спиной раздавался страшный грохот, шипение сжатого воздуха и надрывный вой пошедших вразнос механизмов. Сулейман орал, будто его режут. Наверное, в каком-то смысле так оно и было. Клеопатра запустила свои манипуляторы в его тело по-настоящему глубоко. Боль от выдираемых кузнечиков должна быть сравнима с той, что бывает при удалении коренных зубов. Без наркоза.

Наконец дверь открылась. Первым в неё влетел дядя Миша. Не говоря ни слова, он протопал мимо меня. Из одного кулака у него выставлялся острый конец рога Искандера, из другого — нож опричника. Звуков сокрушаемого оборудования сразу прибавилось.

Сулейман заревел белугой. И тут в машинный зал ступил Жерар. Он вышагивал на задних лапах. Передняя, мускулистая как ляжка бультерьера, была поднята вверх.

На украшающем лапу перстне грозно мерцал драгоценный камень.

* * *

К тому моменту, когда показался выход из тоннеля, Годов уже вышагивал самостоятельно.

Женщины встретили их взволнованными возгласами, впрочем, быстро смолкшими. Потерявший шевелюру и бороду Годов их нешуточно напугал. Дядюшка Джи лишь кивнул. Он снова сидел на ящиках, но было видно: держится из последних сил.

— Где остальные? — спросил он. — Погибли?

— Не знаю, сэр, — признался Марк. — Мы до них не дошли. С Декстером что-то случи-лось. Кажется, сошёл с ума. Заявил, что он — Элвис Пресли и… И набросился на нас. Игорь пытался бороться, но Декстер победил. Побрил его своим мечом и ушёл.

— Сумасшедшие часто бывают очень сильны, — сказал Дядюшка Джи. — Будем надеяться, что он применит эту силу во благо.

— Сомневаюсь, — угрюмо сказал Марк. — Он толковал что-то о величии Америки и скорой смерти тех, кто ей противостоит. По-моему, он считает врагами абсолютно всех.

Услышав последние слова, мисс Голдэнтач громко вздохнула, выругалась как матрос и бросилась в тоннель.

— Сильвия! Вернитесь! — в отчаянии закричал Марк. — Он опасен!

— Оставь её сынок, — сказал Дядюшка Джи. — Ещё неизвестно, кто опаснее. Влюблённая женщина подобна тигрице.

Он вдруг насторожился.

— Слышите? Вы это слышите?!

— Что, сэр?

Лицо Дядюшки Джи порозовело.

— Звуки победы, — сказал он и поднялся на ноги.

И стоял на них твёрдо. Как подобает Луизианскому Льву.

* * *

Сулейман был раздавлен. Спина согнута как у старца, руки безвольно болтаются. Даже борода у него потускнела, став похожей на пучок грязной проволоки. Из дыр в залитом кровью халате торчали останки саранчуков. Они и впрямь напоминали гнилые, рас-крошившиеся корни зубов. «Гнёзда» тварей начинались на затылке и опускались до самых лопаток. В два ряда. Шестнадцать штук. Конёк-Горбунок предложил удалить их с применением обезболивающего (у всё ещё беспамятного Декстера нашлась аптечка), но шеф лишь вяло отмахнулся. Сами отвалятся.

Усмирять его с помощью перстня не пришлось. Стоило дяде Мише перерубить последнюю «косу» из механоинсектов, Сулейман прекратил всякое сопротивление. Сел на пол и тихонечко заныл. Вскоре выяснилось, что нытьё складывается в какой-то печальный мотив. Это была погребальная песня — такая же древняя, как сам ифрит.

Он и сейчас продолжал подвывать. Правда, уже снаружи, в холле.

А в машинном зале кипела грандиозная уборка. Братья Улугбековы под предводительством вернувшего человеческий облик отца перекрывали и глушили пробками трубопроводы, изолировали кабели и складывали в аккуратную кучку дьюары со сжиженным азотом. Раны у них успели затянуться. Да и сами они с каждой минутой всё меньше походили на монстров. Отец торопил их. Став людьми, они вряд ли смогут без ущерба хватать голыми руками холодные как лёд преисподней шары дьюаров или провода под высоким напряжением.

— Угадай, что нам показали эти демонические гастарбайтеры? — спросил Жерар, качнув в сторону дэвов головой. — Пока вы бездушно крушили музейные экспонаты.

— Наверно, карточные фокусы, — сказал я.

— Глупо было бы… Лифт, чувачок! Они показали нам лифт. Замаскирован в одной из лабораторий под шкаф для реактивов. И знаешь, куда выходит шахта?

— Тоже мне, бином Ньютона. В их охотничий домик.

— Ё-о… — расстроился Жерар. — Чувачок, ты знал, что ли?

— Догадался. Во-первых, именно этим лифтом они могли быстро и тайно попадать сюда. Во-вторых, окрестности озера зачарованы. Какая-то причина для этого была, правда ведь?

— Н-да, действительно.

— Больше того, я даже знаю, что ты собираешься мне предложить.

— Ну-ка, ну-ка…

— Забить на всю эту суету, подняться на лифте, сесть на «Харлей» и мотнуть домой. Потому что тебе уже давно пора засандалить в попу дозу анаболиков. А ещё хорошенько пожрать.