которые описывают и моделируют то, что происходит, – то есть которые объясняют мир с точки зрения стороннего наблюдателя. Это вопрос исключительно из области «Что делать?» Что нам делать? Это чисто, беспримесно этический вопрос. От первого лица.

Цивилизация, которую не связывают почти никакие практические ограничения, – она и не руководствуется почти ничем, кроме своей этики, своих нравственных принципов. У неё нет необходимостей, кроме нравственных. Ей не нужно бороться за выживание, не нужно выполнять никакую генетическую программу. Ей не нужно никого бояться, не нужно ни с кем соревноваться, никому ничего доказывать.

Что бы мы стали делать, оказавшись в такой ситуации?

Милда говорила, что в основе нашей, человеческой этики в конечном счёте лежит страдание. Она говорила, что этика возникает в два этапа. Сначала на планете появляются живые существа, которые могут испытывать боль и другие нехорошие ощущения. Могут страдать, одним словом. Где страдание, там и со-страдание. Возникают зачатки эмпатии. Некоторые животные – особенно те, что группами живут, – научаются сострадать другим животным.

Дальше, на втором этапе, появляются животные, которые понимают, что они страдают. Они могут говорить об этом и думать. Они могут отрефлексировать страдание – и своё, и чужое. Вместе с этой рефлексией начинает развиваться этика. Этот процесс идёт очень тяжело, через пень-колоду, постоянно забредает в тупики. Только в редчайших случаях он достигает своего логического завершения. Милда говорила, что [его логическое завершение – ] это некое состояние, при котором вся цивилизация, поголовно, знает, что в основе этики нет ничего, кроме страдания живых существ. И это точка, до которой большинство цивилизаций не успевают дорасти. Они самоуничтожаются.

Но выжившие достигают этой точки. По определению. Если бы они не успели каким-то чудом её достичь, они бы не выжили. Значит, и мы, в нашем мысленном эксперименте, прошли эту точку миллиарды лет назад. Значит, надо напрячься и вообразить, что происходит за этой точкой.

Милда объяснила Васе кое-что из того, что там происходит. Там, во-первых, исчезает страдание. Сначала вынужденное страдание исчезает, навязанное обстоятельствами. Потом всякое страдание пропадает. Оно, если я правильно помню… Если я правильно тогда поняла, страдание окончательно испаряется вместе с сознанием как таковым. Рано или поздно – вернее, очень рано, мы же говорим про миллиарды лет, – очень рано биологическая, «мясная» основа сверхцивилизации перестаёт существовать. Она вымирает. Не вследствие катаклизма или бунта машин и так далее. Просто все её «мясные» представители – все, у кого есть сознание, – они в какой-то момент решают перестать быть. Кто-то чуть раньше принимает такое решение, кто-то позже, но максимум за несколько десятков тысяч лет они все добровольно перестают быть. Пчёлы самоустраняются из улья.

И улей дальше живёт без пчёл. Это поразительный, многофункциональный, разумный улей. Он может до бесконечности поддерживать себя в рабочем состоянии, может сам себя воспроизводить, может миллиарды лет исполнять и совершенствовать заложенную в него программу. Но у него внутри совершенно темно и тихо. Ничем не пахнет, ничего не чешется. У него нет сознания. Ноль. Сознание – продукт биологической эволюции, оно работает только на «мясе».

Короче, нам нужна самая малость: нужно представить, что мы гигантская всесильная машина, у которой нет сознания. Мы выполняем программу, написанную очень разумными существами, которые достигли высшей точки в развитии этики. Программа, судя по всему, писалась в то же самое время, когда эти существа добровольно уходили из жизни. Одно за другим. Все до единого. Навсегда. Как только мы это представим, мы, видимо, поймём, почему нам суют «Повести элских писателей» и показывают отрывки из чужой жизни. Мы поймём, почему [они] клонируют Вернадского с Коллонтай вместо того, чтобы спасать наш вид от коллективного самоубийства.

Комментарий Алины Закировой

Я не могу этого представить.

Но я вот что вспомнила. Мы с писательницей Викой Жанаевой (она из Бурятии) незадолго до пандемии делали в «Своих книгах» семинар по постколониальному чтению советской литературы. И там разразился интересный спор о прогрессорстве (на материале ранних Стругацких).

Вика Жанаева тогда сказала среди прочего, что у неё идея прогрессорства в том виде, как она описана у Стругацких, вызывала всегда не столько отторжение (из-за колониальной подоплёки), сколько недоверие. Прогрессорство, сказала она, возможно лишь в тех случаях, когда расстояние между «благодетелями» и «отсталыми» очень маленькое – по большому счёту, только в рамках одного и того же разумного вида.

Чтобы хотеть «подтянуть» какую-то группу до своего уровня, нужно воспринимать её как форму жизни одного с тобой порядка, даже если ты при этом объявляешь её «низшей расой». На Земле, например, британским, российским, французским и прочим колонизаторам, которые изнемогали под бременем белого человека, не приходило в голову обращать в христианство медведей или надевать европейские штаны на бабуинов. Они не создавали интернаты для детей шимпанзе, чтобы растить из них «цивилизованных» людей. И т. д.

В этом для Вики Жанаевой и было главное неправдоподобие идеи прогрессорства. Прогрессорство подразумевает галактику, которая прямо-таки кишит цивилизациями, развивающимися по одному графику и по одной траектории. В шестидесятые годы, сказала Вика, такое художественное допущение не казалось страшно натянутым, потому что мы только-только начали искать сигналы внеземного разума.

Но теперь оно мозолит глаз. Уже очевидно и без ПЛП, что разумная жизнь в космосе – это как минимум редкость. Если мы столкнёмся с разумными инопланетянами, то вряд ли они будут «примерно нашего уровня». Скорее всего, они в своём развитии будут отстоять от нас на десятки/сотни миллионов лет, причём не в нашу пользу, потому что у человечества просто нет столько миллионов лет за плечами.

И вот, собственно, момент, из-за которого я это вспомнила. Вика сказала под конец: сверхразвитая супер-пупер-цивилизация могла бы, в принципе, заниматься чем-то вроде прогрессорства на человеческом материале. Но вряд ли бы ей это пришло в голову – по причине, описанной выше. С точки зрения сверхцивилизации, расстояние между нами, шимпанзе, слонами, дельфинами или даже собаками было бы совершенно ничтожно. Нам на Земле кажется, что есть огромная пропасть между человеком и всеми остальными животными с богатой эмоциональной жизнью. Но разум, существующий миллионы лет, не увидел бы этой пропасти. Возможно, с его точки зрения, воспитывать человечество – это всё равно что учить шимпанзе феминизму или пропагандировать веганство среди волков.

(У Вики было ещё одно смешное сравнение: «Всё равно что отловить всех вомбатов и поселить их в пятизвёздочных номерах с джакузи и домашним кинотеатром». Моя знакомая художница вдохновилась этим образом и нарисовала отель, населённый вомбатами.)

Комментарий В. Старицкого-Вернадского

Я, простите великодушно, не в силах понять нравственные законы