— Вы передадите своим хозяевам записку. Поклянись жизнью своих родичей, что передашь её.

— Я передам, — предложил чуть отошедший от шока водитель.

— Нет, — не оборачиваясь, ответил ему Сергей. — Даже если ваш автобус остановит банда, у неё — кивнул он на цыганку, — шансов спастись и передать записку больше. В крайнем случае, отдаст кому-то из мелюзги.

— Ты очень умный, — улыбнулась старая цыганка. — Хорошо, я клянусь своим родом, что выполню твою просьбу.

— Здесь радиочастота, на которой каждый вечер я буду ждать для дальнейших переговоров с руководством этой стаи волков. Больше к нам не приезжайте — всех убьём. Если в течение недели на связь никто не выйдет, я буду считать, что между нами началась война. Со всеми вытекающими из этого последствиями.

— Я тебя поняла, воин, — кивнула она.

— Вы не имеете права, там столько мирных жителей… — укоризненно заметила одна из женщин, до этого не подававших голоса.

— Рот закрой! — почти одновременно ответили ей Евгений и цыганка, а последняя добавила — Или ты хочешь, чтобы тебя сейчас вывели на улицу и расстреляли? Кровь за кровь! Победителей не судят!

— Варвары… — буркнула та и отвернулась.

— Не люблю ваше племя, но выхода нет — ты будешь старшей автобуса до момента возвращения в ваш анклав. Надеюсь, остальные это поняли? — Мочалов обвёл взглядом весь автобус. — Отлично. Ты, — обратился он к шофёру — заводишь сейчас вашу колымагу и чтобы через десять минут я вас здесь не видел. Время пошло. Идём, Жень.

Навстречу им двинулась Зинаида. Заплаканная и растрёпанная.

— Сергей Иванович, да как же это? Семь трупов и их в числе Антон Александрович…

— Зина, это суровые реалии нашего мира. Тут уж ничего не поделаешь, — покачал он головой. — Готовьтесь к похоронам.

— Что будем дальше делать? — спросил его Захаров.

— А хрен его знает, Жень. Скорее всего, вместо Антона будешь ты.

— Я? — Захаров даже остановился.

— А чему ты удивляешься? Или у нас есть лучшая кандидатура? Поверь, достойной альтернативы нет. Я даже не могу предположить, что нас вообще ожидает: завалить переговорную группу, пусть даже они первые открыли стрельбу — это, знаешь ли, серьёзный плевок им в морду. И как быть теперь с нарядами на блокпосты…

— Придётся ставить и молодёжь, — недовольно проговорил Захаров. — Ну, невестка… блин, как в воду смотрела…

— Это хорошо, что смотрела. Хуже было бы, если бы их учить стали только сейчас. Ладно, сначала примем участие в похоронах, а потом соберёмся в медпункте — Пасечниковы наверняка несколько дней будут там отлёживаться, и обсудим дальнейшие планы. Если что, переговори с Пашей и Колей.

— Сделаю, — кивнул тот.

— И заодно распорядись, чтобы трупы закопали в посадках, а автобусы перегнали в гараж. Надо отмыть и провести техосмотр.

— Трупы всех в посадки? — удивился Захаров.

— Собакам собачья смерть. Ещё врагов не хватало хоронить на кладбище. Ты бы ещё банду Ширяя предложил похоронить там.

16 августа 2027 года. д. Тополиновка. Вечер

Этот день, безусловно, стал самым трагичным днём из жизни анклава. На похороны собрались даже старики. Сашу, в сопровождении детей, принесли на носилках — она не хотела пропускать проводы в последний путь Антона. Вера стояла у края могилы. Её разом посеревшее лицо без обычного лёгкого макияжа сейчас выглядело сильно постаревшим. Слёзы она выплакала ещё днём, воя на разные голоса над телом мужа. Такие же скорбные с помертвевшими лицами стояли вдовы и дети погибших бойцов. Пасечников, превозмогая боль в покалеченной пулей руке, пристроился рядом с супругой, приобняв сына. Катюша взахлёб обняла маму, испуганно косясь на остальных и боясь потерять её снова. Ещё в обед дети, узнав о ранении их приёмных родителей, рванули в медпункт и неотлучно находились возле них.

— Товарищи, — начал свою речь Мочалов. — Сегодня в нашем анклаве случилось горе. Шестнадцатое августа станет теперь днём траура каждый год. Траура по тем, кто не стал прогибаться под наглых и бесчеловечных людей, одобривших захват других поселений выживших и напоровшихся на сопротивление нашего. Никто не знал, что парламентёры начнут стрелять — беспредел клики, претендующей ныне на верховную власть на просторах бывшей России, не знает границ. Сначала они бросили на произвол судьбы большинство населения, заботясь лишь о кучке избранных. И этому последовали все, потому что выхода просто не осталось. Потом они начали выдавливать неугодных из поселений. Тех, кто хоть как-то смог собраться и организовать более-менее сносное существование. А теперь мы стали у них на пути. Стали как кость в горле. И подлый выстрел бывшей жительницы Барсуково — Эмилии Чернышовой — оборвал жизнь нашего начальника силового подразделения. Антон был моим другом с детства. Он прошёл нелёгкую службу в уголовном розыске и всегда выходил с честью из множества передряг. Как и остальные наши бойцы — Виктор Масленников, Николай Рябов, Игорь Павлов, Олег Тихонов, Александр Гурлев, Сергей Кононов — все они пали не зря. Они грудью защитили всех нас и отдали жизнь за то чтобы мы и дальше жили тихой и спокойной жизнью. Не знаю, получится ли так жить дальше, но что мы постараемся — это точно! И мы не должны становиться на колени перед наглыми и безжалостными захватчиками!

— Свобода или смерть! — из задних рядов возник этот клич, и почти все собравшиеся поддержали его. Почти, потому что старики лишь плакали, понимая — их время ушло и с этим ничего не поделать.

В столовой был накрыт стол — ужина как такового делать не стали, а сразу организовали поминки. Супруги Захаровы-младшие тоже пришли на них. Опрокинув по небольшой стопке вина, они переглянулись, и Олег достал рацию.

— Ребята, заходите, — он дал указание по ней.

— Ты что собрался сделать? — удивился отец.

— Сейчас узнаешь, — уклончиво ответил тот.

Вся дюжина подростков, одетых в новенький камуфляж, через пару минут выстроилась перед длинным столом, за которым сидели взрослые. Один из мальчишек достал блютус-колонку, так называемый «бумбокс», второй быстро извлёк из кармана старенький смартфон и что-то набрал на нём. Буквально в следующую секунду из колонки полилась музыка. После вступительного проигрыша весь строй подростков начал петь. Мальчишки затянули куплет:

Ты решил сражаться,

До последних сил.

Смерть