Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ведь если следует признать невозможным механическое объяснение мышления, то без всяких затруднений его можно понять, как энергетический процесс, тем более, что, как известно, всякая умственная работа так же связана с затратой энергии и с утомлением, как и работа физическая» (Там же, с. 84).
А далее начинается социология, которой отведено три раздела на трех страничках: «Общество», «Язык и взаимные отношения» и «Культура». В общем, все, чем занимается культурно-историческая психология. И, похоже, именно ради них все и делалось.
Что касается общества, то само его понятие выводится Оствальдом в лучших традициях социологии того времени из биологии:
«Уже то внешнее обстоятельство, что при размножении новые особи должны возникать вблизи материнского организма, дает толчок к возникновению пространственных групп, состоящих из существ одного вида. Но все-таки эти группы рассеиваются, если только совместное существование не покоится на известных выгодах, перевешивающих невыгоды стороны соперничества из-за средств к жизни, заключенного в узкие рамки. Мы видим поэтому, что относящийся сюда образ действия различных растений и животных обнаруживает большие различия; тогда как некоторые виды стремятся к возможно более полному уединению, другие виды, наоборот, образуют общежития и в том случае, если особи не связаны друг с другом механически, посредством общей оболочки.
Так как человек вполне и безраздельно принадлежит ко второму разряду живых существ, то его социальные свойства и потребности занимают крупное и важное место в его жизни» (Там же, с. 84–85).
Читая социологов, я долгое время вообще не мог понять, как они могли выводить свою науку из биологии. И только Оствальд открыл мне глаза: если у человека есть душа и есть свободная воля, – волеизъявление души, а не тела, – изучать общества надо как миры, которые строят для своей жизни души. Но вот если душу убрать из рассмотрения, то остаются только тела, они-то и создают сообщества. Но тут все бесспорно: тела – это биология, это просто животные, которые могут оказываться друг с другом только в рамках строгой детерминации биологических, физиологических и физических законов.
И законы эти должны действовать непреложно! Вот уж что однозначно, так это то свойство Ньютоновской механики, которое можно назвать непреложностью. Вся физика и всё естествознание исходили из того, что открываемые ими законы непреложны. В механической картине мира Ньютона просто нет возможности для чего-то, что могло бы оказать воздействие на взаимодействия единиц, кроме самих единиц. Оно за рамками системы и потому именуется сверхъестественным, что значит, несуществующим в природе!
Вот суть всей натур-философии! Законы физики непреложны, они действуют жестко и однозначно, и на всю природу. Надо только суметь их рассмотреть. Но уж если это удалось, то весь старый мир мы разрушим до основанья и наш, новый мир построим как воплощенный рай на земле. Так тайно заявляет естественнонаучное мировоззрение, так явно заявлял марксизм, и к этому же подобрался мелким бесом Вильгельм Оствальд, химича свою натур-философию.
Но вот наступает последняя глава. Для марксизма она была развалом Советского Союза, как величайшего социологического эксперимента человечества. Для Оствальда – это одна крошечная страничка, завершающая и перечеркивающая весь его труд. Присмотритесь, как упорно он хочет провести мысль: всюду, всюду, во всех проявлениях неживого и живого, вплоть до культуры, мы обнаруживаем, что второй закон термодинамики непреложен!
«Под культурой, в соответствии с сущностью дела, понимается все то, что служит социальному прогрессу человека. А объективным признаком прогресса является, как мы знаем, то, что он улучшает в соответствии с человеческими целями формы преобразования необработанной энергии, как ее доставляет ему природа» (Там же, с. 87).
И вдруг, прямо посреди праздника всеобщей неизбежности энергетических законов, рождается заключительных абзац всей новой философии:
«Если принять далее во внимание, что, согласно второму основному закону, количество доступной нам свободной энергии может только убывать, а не возрастать, тогда как число людей, существование которых ведь непосредственно зависит от использования соответствующей свободной энергии, непрерывно увеличивается, – то станет сразу ясной вся объективная необходимость культурного развития в указанном смысле. Предвидение дает человеку возможность действовать так, как требует культура.
Однако, если мы с этой точки зрения посмотрим на нашу современную социальную организацию, то мы вскоре с ужасом заметим, как много в ней еще варварства.
Дело не только в том, что культурные ценности истребляются без возврата убийством и войной. Антикультурными силами являются все те бесчисленные трения, которые существуют не только между различными народами и союзами государств, но и внутри одного и того же народа между различными социальными слоями. Благодаря им уничтожаются соответствующие количества свободной энергии и теряются таким образом для использования в смысле культуры…» (Оствальд, с. 87).
Приговор!
Он, наверное, даже не заметил, что вынес себе приговор. Культура – это способность по душевному выбору искренне служить энергетизму, марксизму или естественнонаучности… Но это ладно. Это лишь показатель качества социологической мысли автора.
Ужас вселяет другое: если человек часть законов термодинамики, ужаса и варварства быть не может. Закон непреложен, значит, он должен исполняться. Если варварство приходит, если закон нарушается, он не закон природы! Он закон искусственно придуманной науки. Он не действует.
Или же он действует, что тоже возможно. Но тогда человек не может выйти из-под его действия. Точнее, человек-машина или человек-животное не может выйти. Как же он выходит? Как он умудряется постоянно подниматься до богоборчества, варварства и свергать богов, законы и науки?
Похоже, по очень простой причине: Оствальд и естествознание не учли того же, что и марксизм – крошечного пропущенного звена в эволюции обезьяны, ставшей человеком. Там, в самом начале, раз или несколько произошли качественные скачки, без которых обезьяны и тигры так до сих пор и не развились в людей. Там пришла душа…
Её-то и не учли естественники, пытаясь делать философию. А Платон учел, почему и правит умами тысячелетиями. И вот человек разрушает то, что должно бы обеспечить ему сытое энергетическое существование как биологическому виду.
Оствальд попытался научить людей видеть себя энергетическими машинами и пришел к тому же, к чему и Маркс: люди разрушили свое механическое счастье. Последние страницы всех подобных экспериментов над душами разрушительны. Некоторые уже завершились, но впереди еще завершение естественнонаучной картины Мира… Не его ли предсказывали под именем Апокалипсиса?
Чтобы сделать очевидным, насколько воззрения, подобные Оствальдовским, были сильны в начале прошлого века, насколько они были свойственны всем естественникам и как сильно они правили умами и душами психологов, я приведу выдержку из одной работы главного рефлексолога России Ивана Петровича Павлова, написанную в 1924 году,
