– Вот, – сказал человек, протягивая бумаги чиновнику Пенсионного фонда, – посмотрите! Я – тот умерший господин и, как видите, все еще нахожусь в добром здравии.

– Вижу, – соглашаются в окошке. – Наверное, какая-то ошибка.

– Конечно, ошибка! Надеюсь, вы ее быстро исправите.

Француз убрался восвояси в полной уверенности, что уладил недоразумение. Однако и в следующем месяце пенсия не поступила. Явившись в то же окно, он, уже не стесняясь в выражениях, просит объяснить ему, что происходит.

– Ничего особенного, – отвечают ему без всякого сожаления. – Мы не можем исправить эту ошибку самостоятельно, даже если вы принесете сотни документальных свидетельств того, что вы все еще живы. Вы обязаны связаться с той организацией, которая прислала нам уведомление о вашей смерти. Мы сможем восстановить вам пенсию только после того, как получим от них письменное указание.

– То есть самостоятельных решений вы не принимаете?

– Нет, не положено.

– А пенсия мне – живому – положена!

– Докажите, что вы живы, согласно требованиям, – и получите свою пенсию. И не надо так нервничать!

А как тут не нервничать, если ты явился на собственных ногах, стоишь, говоришь, дышишь, даже кричишь и требуешь, показываешь бумаги, а тебе сообщают, что все это не имеет никакого значения, потому что есть сообщение о твоей смерти, которому обязаны подчиняться.

Не лучшим образом обстояли дела и на контрольно-пропускных пунктах между странами, когда Европа была еще не объединенной. В начале восьмидесятых после одного из турниров в Югославии меня пригласили на открытие шахматных соревнований в Италии в очень популярном и приятном когда-то курортном местечке Абано-Терме с прекрасным климатом и чудесной кухней. Предложение было заманчивым, но я не представлял, каким образом его осуществить: ни билетов, ни визы, ни официальных бумаг. Но приглашающая сторона оказалась настойчивой: визу оформили в посольстве Италии в Белграде и самолетом доставили в Любляну, где меня уже ожидали машина и компания для путешествия. Довольно быстро мы домчали до границы с Италией, где сонный от южного солнца пограничник лениво продемонстрировал нам жезлом жест, разрешающий проезд. Но водитель машины был чрезвычайно законопослушным, притормозил и показал пограничнику, что в автомобиле не только югославы. Никакого впечатления на офицера это признание не произвело. Он снова махнул: «Проезжайте!»

– Точно? – вскидывает брови водитель.

– Точно, – безразлично кивает итальянец.

В этот момент мой офицер по безопасности – Володя Пищенко, – решив помочь растерянному шоферу, высунул из окна наши паспорта и протянул пограничнику, которому теперь уже ничего не оставалось делать, как посмотреть документы настойчивых путешественников. Он пролистал паспорта, покачал головой и вынес вердикт:

– Здесь вы проехать не можете.

– Как? – с трудом выдавил из себя ошарашенный водитель.

– Очень просто. В паспортах указан пункт пересечения границы. Вам на пятьдесят километров южнее. Так что отправляйтесь!

– Командир, ты ведь даже не собирался смотреть документы.

– Но ведь посмотрел. Так что теперь пропустить не могу.

– Так мы тебя сами заставили.

– А вот не надо было. Сами и виноваты. Езжайте отсюда!

И скандалили, и просили, и уговаривали – безрезультатно. Итальянец уперся, явно потешаясь над нашей ошибкой. Он решил проучить законопослушных граждан, не слушающих указания пограничника с первого раза, и ему это удалось: пришлось нам делать крюк почти в сто километров.

Довольно забавные истории, связанные с визовым контролем, случались у меня и в других странах. Так, однажды в Голландии задержали закрытие крупнейшего и очень важного турнира. Виза моя оказалась просрочена на один день, но возможности добраться ни в Гаагу, ни в Амстердам, чтобы ее продлить, не было. Зная, что обычно на выезде никто особенно к срокам не придирается, и понимая, что в моем присутствии была заинтересована именно голландская сторона, я решил, что никаких проблем не возникнет. Но в аэропорту Амстердама мне попался бдительный пограничник, который решил посчитать сроки и, сделав это, сообщил мне с довольным видом:

– У вас просрочка визы на один день.

– Ну и что? Вот, я улетаю.

– Но вы целые сутки находились в Голландии нелегально!

– Вы считаете один нелегальный день из шестнадцати вполне законных огромной проблемой?

– Да, именно так. Это серьезная, большая проблема.

– Я не понимаю. Проблема была бы, если бы я въехал в страну нелегально. А я задержался, причем не по своей воле и не по своей вине. – Рассказываю, кто я такой и в чем причина задержки. Эффекта – ноль. Напыщенный представитель власти вызывает начальника, явно получая удовольствие от того, что треплет мне нервы. Старший офицер тоже встает в позу и начинает рассуждать о том, насколько ужасно сложившееся положение. Меня сложно вывести из себя, я сдержан и спокоен:

– Если бы я хотел остаться, вы могли бы, ссылаясь на просрочку, не продлевать мне визу. Но я просто хочу улететь, а вы не выпускаете. Мне оставаться?

– Вы что, не понимаете, что нарушили визовый режим?

– Это я понимаю. Я не понимаю, чего вы хотите сейчас добиться? Скандала? Хорошо. Давайте вызовем представителя консульства, полицию, составим акты, проведем за этим еще полдня. А что дальше? Чем все это закончится?

– И чем же? – в высшей степени надменно.

– Тем, что я все равно улечу в СССР. Не проще ли выпустить меня прямо сейчас?

Пограничники задумались и в конце концов были вынуждены признать, что, кроме напрасной траты времени, мое задержание ничего не принесет. Меня отпустили, заставив меня в очередной раз удивляться странному желанию многих представителей власти придираться к пустым формальностям и трепать людям нервы.

Похожий случай произошел однажды и в мадридском аэропорту Барахас. У меня возникло полное ощущение дежавю. Разве что напротив в кабинке сидел не равнодушно-спокойный и медлительный голландец-альбинос, а смуглый эмоциональный испанец. В данном случае, правда, разбирательство произошло довольно быстро. Все-таки в Испании я пользуюсь большой популярностью, и вызванный подчиненным начальник, узнав меня, сразу набросился на младшего коллегу:

– Ты зачем создаешь проблемы уважаемому человеку?

– Но я же обнаружил непорядок, – робкая попытка защиты.

– Непорядок – это злостное нарушение, а тут что?

– А тут, – вмешиваюсь я, – человек, суммарно пробывший в Испании примерно полтора года, задержался на один день. Разве это проблема?

– Конечно же, нет! Поезжайте и примите наши извинения.

История, в отличие от голландской, получилась отнюдь не выдающейся и совсем не примечательной, особенно если сравнить ее с тем курьезом, что произошел со мной в Индонезии. На турнир на Бали я летел через Гонконг, где тоже проводил какие-то шахматные мероприятия. Во время перелета на борту среди товаров беспошлинной торговли предлагали купить совершенно замечательный портмоне. Даже не могу точно определить, чем меня так зацепил этот бумажник: приятный цвет, гладкая кожа, удобство в использовании? Не знаю. Много, наверное, на свете портмоне, приятных на ощупь и радующих глаз. Я всю жизнь был к ним совершенно равнодушным. Мне кошелек всегда виделся лишним аксессуаром, который необходимо куда-то пристроить, а куда – непонятно. Для кармана – слишком большой, в руках таскать неудобно, убирать в сумку – вот еще сумку таскать ради портмоне не хватало! В общем, я никак не мог назвать себя ценителем или даже поклонником мужских бумажников, но та модель мне приглянулась, и я в очередной раз решил попробовать.