голос Шейны… Вселенная, она же не пришла сюда? Что ей могла наговорить эта кобра? Шейна, малышка, ну зачем же ты сунулась в этот серпентарий…

Впрочем, зачем — я себе прекрасно представлял, и сердце закололо уже дважды — и от страха, что Эсми ей что-то сделает в припадке ревности, и от того, что она себе сейчас наверняка надумала. Обувь, одежда в холле — я был уверен, что Эсмеральда не упустит случая и попытается убедить террасорку, что она в лучшем случае грязь на обуви. Ярость смешалась со страхом, я рванул на себя руку, но в итоге лишь прорвал металлическим браслетом кожу на запястье — и всё.

Эта падаль знала, чем меня связать!

Глухонемая миттарка, увидевшая, что я забился, лишь попробовала напоить буйного пациента. От злости я умудрился разбить лбом стеклянный графин, пытаясь показать, что не это мне нужно. Мэнни охнула и в страхе убежала из комнаты, а я так и остался беспомощно лежать прикованным к кровати в ворохе осколков. Что же делать? Космос, что же делать?!

А ещё через несколько минут в спальню вошла Эсмеральда. Несколько тонких ручейков крови стекали по её правой руке до локтя, а затем срывались вниз и капали на одежду, но не это поразило больше всего, а лихорадочный румянец, безумный блеск в глазах и ненормальный хрипло-каркающий смех.

— Это идиотка сама себя подставила! Представляешь? Сама! Ударила! — Она запрокинула голову и схватилась за горло, словно пытаясь задушить себя, оставляя на шее кровавые отпечатки ладоней.

Я никогда не видел Эсми в таком состоянии. Она бывала разной и в припадке истерики творила невообразимое, но впервые нутро покрылось инеем в предчувствии чего-то очень дурного.

— Эсми, что случилось?

— Что? Что случилось?! — Она вновь рассмеялась так, что из глаз брызнули слёзы и смешались с алыми капельками на щеках. — О, Вселенная! Мой супруг променял меня, чистокровную цваргиню из древнего рода, не просто на какую-то дешёвую ночную бабочку, нет! Он променял меня на отсталую средневековую шваль, наполовину скрещённую с животным! С шипами в руках! О, бескрайний космос, Янн! — Она посмотрела мне в глаза, и её жуткий смех моментально оборвался. — Любишь её, да?

Я молчал, понятия не имея, что ответить. По ментальному фону приходила такая какофония бета-волн, что даже если бы у меня до сих пор не болела голова, она бы точно разболелась. А сейчас черепушка просто трещала по швам, и это, увы, было меньшей из моих проблем.

Я сглотнул и вновь повторил вопрос, не прерывая зрительного контакта и делая паузы между словами:

— Эсми. Что. Случилось?

Она нервно дёрнула плечом, как сломанная кукла обняла себя одной рукой и с горечью сказала:

— Любишь, значит, понятно. Что же, это всё объясняет. Тогда… твоё животное… то есть твоя дикарка пришла к нам в дом и напала на меня. Что ты на это скажешь?

— Такого не могло произойти. Эсми, пожалуйста…

Она не услышала. Её взгляд остановился на осколках графина на моей кровати, зрачки расширились, на губах вспыхнула пугающая ухмылка. Эсми стремительно пересекла спальню, подхватила самый крупный осколок, и, когда я приготовился терпеть боль, эта безумная принялась остервенело втыкать стекло то в руку, то в грудь, то в живот…

— Остановись! Что ты делаешь?! Эсми, прекрати!

Я попытался дотянуться до неё ментально, но без касания и с таким сбивающим с ног эмоциональным фоном это никак не получалось — словно ниточку в море ловить, сопротивляясь шторму.

— Она напала на меня! Эта дикарка хотела меня убить! Да-а-а! — радостно кричала Эсмеральда, нанося себе удары раз за разом. — А знаешь, что классно? Ты сам настоял, чтобы у нас не было видеокамер. Это ты, Яннушка, виноват, и только ты…

— Эсми, хватит! Я сделаю всё, что ты хочешь, только остановись!

Она не слышала.

Она не хотела слышать.

Все мои доводы и слова тонули в её яростном самоистязании. Это было жутко даже для меня, видавшего многое эмиссара высшего звена. Цваргини — сокровище нации. При виде таких ран на теле соплеменницы любой вменяемый цварг проголосует за убийство того, кто их нанёс.

Без суда и следствия.

— Смотри, как она меня изуродовала, Янн, смотри!  — брызжа слюной от неистовой и ненормальной радости, кричала Эсмеральда. — Что же ты отворачиваешься? Эта дрянь покусилась на моё и теперь получит сполна! Я добьюсь её казни! Обещаю! Ты больше в жизни не посмотришь налево, потому что её смерть будет на твоих руках! Понял?

— Прекрати, Эсми. За что ты так с ней? Она тебе ничего не сделала!

— Не с ней — с тобой! — Жена полоснула себя чуть ниже ключицы и отбросила кусок стекла на кровать. — Ты никогда меня не любил! Никогда не ценил! — Она наставила на меня указательный палец. — Ты должен был мною восхищаться и носить на руках, а вместо этого ты меня посадил на цепь и ограничил траты, словно я твоя ручная собачонка…

— Я трижды предлагал развод! — выкрикнул, не в силах сдержать бешенства.

Одна мысль, что эта полоумная обставляет всё так, будто Шейна попыталась её убить, заставила кровь кипеть. Я обещал Шейне защиту. Я обещал, что здесь её никто не тронет… Шварх, если Эсмеральда реализует всё так, то даже Фабрис будет бессилен!

— Развод? Развод?!! Знаешь, что это означало для меня, Янн?! Закон гласит, что любая незамужняя цваргиня старше пятидесяти в течение года должна выйти за другого мужчину! Ты хотел сделать из меня шлюху! А если и ему я не подошла бы? Снова передать меня другому?! Вы, цварги, делаете из нас шлюх, прикрываясь буквой закона. Что ж, пускай в этот раз закон поработает на меня!

— Эсми, ты никогда не говорила…

— Ты обязан был меня любить! — припечатала супруга и поднесла коммуникатор к лицу, включая аудиозвонок. — Здравствуйте, это Эсмеральда Робер. На меня напали… — Она оглушительно всхлипнула. — Меня попытались убить. В моём собственном доме! Только что. Я выжила.

Последовало описание двух девушек в традиционных террасорских нарядах, в одной из которых чётко угадывалась Шейна.

— Они приехали на такси, я видела через окно, — вновь всхлипнула Эсми. — Мой муж так слаб после клиники, он на больничном и не может пока встать с постели… Мне повезло. Что? Да, я сейчас подъеду в участок, но прошу, в первую очередь пускай меня осмотрит