Мы снова и снова ссоримся с мамой из-за одного и того же – к примеру, почему она отказывается обращаться со мной нормально. Это был бы классический пример: она берет мое желание увидеться с доктором Ли и скручивает его в брецель, чтобы оно выглядело безосновательным капризом аспи, а не укорененной в реальности потребностью. Есть много случаев, когда я хочу делать то, что делают другие дети моего возраста:

1. Получить права и водить машину.

2. Самостоятельно жить в колледже.

3. Гулять с друзьями без того, чтобы она сперва звонила их родителям и объясняла мои странности.

а) Следует отметить, разумеется, это относится только к тем моментам, когда у меня временно были друзья.

4. Найти работу, чтобы иметь деньги на перечисленное выше.

а) Следует отметить, что она позволяла мне работать, и, к несчастью, до сих пор те, кто соглашался нанять меня, были полными безмозглыми ослами, не способными увидеть общую картину и полагающими, что мое пятиминутное опоздание на смену вызовет глобальную катастрофу.

Вместо этого я смотрю, как Тэо выплывает из двери, а мама машет ему на прощание рукой. В отличие от меня, ему рано или поздно позволят получить водительские права. Представьте, каким это станет невероятным унижением: меня будет повсюду возить мой младший брат – тот самый малыш, который однажды нарисовал на стенке гаража фреску своими какашками.

Мама возражает, мол, нельзя делать то и другое: просить, чтобы со мной обращались как с обычным восемнадцатилетним парнем, одновременно требуя, чтобы с одежды срезали ярлычки, и отказываясь пить апельсиновый сок из-за его цвета. Может быть, сам я и ощущал, что такое возможно: иногда быть человеком с ограниченными возможностями, а иногда совершенно нормальным, – но опять же кто сказал, что это нечто запредельное? К примеру, у Тэо ничего не выходит с выращиванием овощей, зато он отлично играет в боулинг. Мама может разговаривать с ним как с учеником коррекционного класса, объясняя, что необходимо для выращивания брюквы, но когда выходит с ним на дорожку покатать шары, ей ни к чему произносить фразы медленно и нарочито спокойно. Не все люди справляются с разными вещами одинаково хорошо. Так почему я должен?

В любом случае оттого, что я слишком долго просидел взаперти или у меня возникло острое психическое расстройство от близкой вероятности пропустить встречу с доктором Ли, но я совершаю единственное оправданное в данный момент действие.

Звоню в 911 и говорю, что мать плохо обращается со мной.

Знаете, в журналах про знаменитостей, которые валяются на столиках в приемных у дантистов, бывают такие картинки с вопросом: «В чем разница?» Так и здесь. На первом снимке Джесс Огилви широко улыбается, рука Марка Магуайра лежит у нее на плече. Это фото мы взяли с ее прикроватной тумбочки.

Второй снимок был сделан экспертами-криминалистами. На нем глаза у Джесс закрыты, лицо в синяках, бледно-голубая кожа затвердела от мороза. Девушка завернута в одеяло с почтовыми марками, похожее на цветовой круг художника.

Ирония в том, что на обоих снимках Джесс в одной и той же толстовке.

Есть очевидные отличия, следы побоев – самое главное. Но есть в этой девушке что-то еще, чего мне никак не ухватить. Она сильно похудела? Вроде нет. Или дело в макияже? Нет. На обеих фотографиях она без косметики.

Это волосы.

Не стрижка, такое легко заметить. На снимке, где Джесс со своим парнем, они прямые. А на фото с места преступления – кудрявые и облаком вьются вокруг помятого лица.

Я беру фотографию и пристально вглядываюсь в нее. Похоже, кудри – это естественное состояние волос Джесс; видимо, она немало потрудилась, чтобы распрямить и уложить их перед встречей со своим парнем. То есть ее волосы намокли, пока тело находилось на улице… Такой вывод сам напрашивается, только Джесс была защищена от дождя и снега бетонным кульвертом, куда ее затащили.

Значит, волосы были мокрые в момент убийства.

И в ванной нашли кровь.

Джейкоб, помимо прочего, еще и любитель подглядывать?

– Капитан?

Подняв глаза, я вижу перед собой одного из уличных копов.

– Диспетчер только что принял звонок от ребенка, который говорит, что родители плохо с ним обращаются.

– Для этого не нужен детектив, ты не думаешь?

– Нет, капитан. Только… ребенок… Это тот парень, которого вы арестовали за убийство.

Фотография вылетает из моей руки и падает на пол.

– Ты шутишь, не иначе, – бормочу я, встаю и беру куртку. – Я займусь этим.

Мигом понимаю, что совершил колоссальную ошибку.

И начинаю прятать вещи: компьютер, стойку с папками. Рву лежащие на столе бумаги и сую стопку журналов из криминалистической ассоциации в ванну. Я решаю, что все это могут использовать против меня, к тому же много моих личных вещей уже забрали.

Не думаю, что меня снова арестуют, хотя не вполне в этом уверен.

Двойное наказание возможно только за одно и то же преступление, да и то лишь после оправдания.

Я скажу это ребятам в синем – они явятся быстро. Проходит меньше десяти минут после моего звонка в 911, и раздается стук в дверь. Маму и Тэо, все еще находящихся внизу, – они пытаются восстановить пожарную сигнализацию, которую отключил Тэо, спалив что-то на кухне, – нежданный визит застает врасплох.

Это глупо, я понимаю, но прячусь под кровать.

– Что вам нужно? – сурово спрашивает Эмма Хант.

– Вообще-то, мы получили вызов с номера девять-один-один.

– Я не звонила девять-один… Джейкоб! – кричит она, разворачивается и мчится вверх по лестнице.

Я вхожу в дом и вижу Тэо, который сердито смотрит на меня.

– Мы не собираемся делать пожертвование в пользу полицейской спортивной лиги, – саркастическим тоном произносит он.

– Спасибо. – Я указываю на лестницу. – Я… гм… пойду… туда? – Не дожидаясь ответа, я иду в комнату Джейкоба.

– Плохо обращаюсь с тобой?! – визжит Эмма, когда я оказываюсь в дверном проеме. – Ни одного дня за всю твою жизнь не было такого!

– Существует физическое насилие и психическое, – возражает Джейкоб.

Эмма резко поворачивает голову в мою сторону:

– Я в жизни пальцем не тронула этого мальчика. Хотя прямо сейчас меня так и тянет сделать это.

– У меня для тебя есть всего три слова, – говорит Джейкоб. – Доктор! Генри! Ли!

– Ученый-криминалист? – Я совершенно ничего не понимаю.

– Завтра он читает лекцию в Университете Нью-Гэмпшира, а она не разрешает мне поехать туда.