Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тогда я только пожал плечами. Дневники Джейкоба – шаблонные, а все остальные свидетельства, которые она перечислила, я смогу отмести во время перекрестного допроса.
– Увидим, что будет, – сказала Хелен, а я подумал: «Ну, удачи».
Вот что написано в дневнике:
«В ее доме. 12.01.10.
Ситуация: девушка пропала.
Улики:
Куча одежды на кровати.
Зубная щетка пропала, блеск для губ пропал.
Сумочка и пальто жертвы на месте.
Мобильный телефон пропал… Разрезана сетка на окне… Отпечаток ботинка снаружи совпадает с обувью ее парня».
– Боже мой, Джейкоб! – взрываюсь я, и Эмма вбегает в гостиную из постирочной. – Ты написал о Джесс в своих тетрадях про «Борцов с преступностью»?
Он не отвечает, тогда я встаю и выключаю телевизор.
– Что вы имеете в виду? – говорит Эмма.
Я передаю ей фотокопию дневника.
– О чем ты только думал?
Джейкоб пожимает плечами и отвечает совершенно бесстрастно:
– Это было место преступления.
– Вы хоть представляете, что сделает с этим Хелен Шарп?
– Нет, и мне все равно, – отвечает Эмма. – Я хочу знать, что будете делать с этим вы. – Она складывает руки на груди и на шаг подступает к Джейкобу.
– Честно говоря, я не знаю. После всех наших стараний выбросить из дела показания в полицейском участке это возвращает нас к исходной точке.
Джейкоб повторяет мои слова, потом делает это еще раз: возвращает к исходной точке. Возвращает к исходной точке. Впервые услышав, как Джейкоб делает это, я подумал, что он меня передразнивает. Теперь я знаю, это – эхолалия. Эмма объяснила мне, что это просто воспроизведение запавших в голову звуков. Иногда Джейкоб повторяет так фразы из фильмов, а иногда – только что услышанные слова.
Надеюсь, в суде он не будет попугайничать, а то его поведение сочтут издевательством.
– Возвращает к исходной точке, – снова говорит Джейкоб. – Возвращает к исходной точке?
– Это заставит присяжных прийти к выводу, что ты виновен.
– Но это место преступления, – повторяет Джейкоб. – Я просто записал улики, как обычно.
– Это не выдуманное место преступления, – замечаю я.
– Почему? – спрашивает он. – Я его выдумал.
– О боже мой! – вздыхает Эмма. – Присяжные решат, что он чудовище.
Мне хочется положить руку ей на плечо и сказать, что я этого не допущу, но такое обещание дать невозможно. Хоть я и провел рядом с Джейкбом последний месяц, некоторые его поступки до сих пор поражают меня – как сейчас, когда его мать близка к истерике, а он отворачивается от нее без малейших признаков сожаления и прибавляет звук телевизора. Присяжные, которые, по идее, должны следовать голосу разума, на самом деле всегда слушаются зова сердца. Какая-нибудь женщина из жюри, видя, как Джейкоб не моргнув глазом рассуждает о его же рукой записанных свидетельствах смерти Джесс Огилви, будет взвешивать его судьбу, имея этот образ запечатлевшимся в уме, что неизбежно повлияет на ее решение.
Я не могу изменить Джейкоба, значит нужно поменять систему. Вот почему я подавал ходатайство и почему мы завтра снова идем в суд, хотя эту новость я Эмме еще не сообщил.
– Мне нужно сказать кое-что вам обоим, – начинаю я.
На руке Эммы звенят часы.
– Погодите, – говорит она. – Тэо пишет на время контрольную по математике. – Эмма поворачивается к кухне. – Тэо! Положи карандаш. Джейкоб, сделай потише. Тэо! Ты меня слышал?
Ответа нет. Эмма заходит на кухню. Снова зовет сына, а потом ее шаги раздаются над головой, в комнате Тэо. Через мгновение она уже снова в гостиной. В ее голосе боль и отчаяние.
– Он не писал контрольную. Его рюкзака и кроссовок нет. Тэо ушел.
Позвольте сказать вам, я считаю безумием, чтобы ребенок в пятнадцать лет летел через всю страну один, без взрослых. Труднее всего было достать билет, хотя оказалось, что это вовсе не так уж сложно. Не секрет, что мама хранит свою кредитную карту на экстренные случаи среди разных бумаг в шкафчике с папками, и, честно говоря, разве это не сойдет за экстренный случай? Мне пришлось только откопать эту кредитку, списать номер с лицевой стороны и секретный код с обратной да заказать билет через Интернет.
Паспорт у меня был. Однажды мы ездили на каникулы в Канаду, но поездка продолжалась всего шесть часов, потому что Джейкоб отказался спать в мотеле, где в комнате был оранжевый ковер. Паспорт лежал в соседней папке с той, где хранилась аварийная кредитка. А добраться до аэропорта проще простого: поймал две попутные машины – и на месте.
Мне хотелось бы сказать вам, что у меня есть план, но его нет. Знаю я только одно: прямо или косвенно, но я виноват. Я не убивал Джесс Огилви, но видел ее в день смерти и не сказал об этом ни полиции, ни матери, ни кому бы то ни было еще, и теперь Джейкоба судят за убийство. По мне, так это цепная реакция. Если бы я не забирался в чужие дома, то не оказался бы в доме Джесс. Если бы я не встречался с ней взглядом… может быть, это недостающее звено разорвало бы нить случившихся впоследствии событий. Мы все знали, что мама страшно переживала: откуда взять денег на судебный процесс Джейкоба. Я подумал, что если собираюсь когда-нибудь устранить свой кармический долг, то могу начать с решения этой проблемы.
Вот откуда мне в голову пришла мысль навестить отца.
В самолете я сижу между бизнесменом, который пытается заснуть, и женщиной, похожей на бабушку, – у нее короткие седые волосы и сиреневая толстовка с кошкой. Бизнесмен ерзает в кресле, потому что позади него сидит ребенок, который молотит ногами по спинке сиденья.
– Иисусе Св. Христос, – произносит мужчина.
Меня всегда удивляло, почему люди так говорят. Почему Св.? Вдруг его второе имя Стэнли?
– Застряла на последнем, – заявляет бабуля.
Я вытаскиваю из ушей наушники:
– Простите?
– Нет, это не подходит. – Она согнулась над кроссвордом на последней странице журнала «Американ эрлайнс», который кладут в карманы на спинке кресла. Он наполовину заполнен. Я это терпеть не могу. Неужели придурок, сидевший на этом месте во время предыдущего перелета, не подумал, что кому-то еще захочется разгадать этот кроссворд самостоятельно? – Подсказка: «Достойный сожаления». И тут четыре буквы.
«Тэо»[25], – думаю я.
Вдруг бизнесмен привстает в кресле и разворачивается назад:
– Мадам, есть ли надежда, что вы сможете удержать вашего шалуна от такой невероятной грубости?