Я хочу сказать, что Джейкоб невиновен, но – помоги мне Бог! – не могу выдавить из себя ни слова. Я не хочу, чтобы мой сын стал ребенком с плаката ни по какому поводу. Мне хочется только одного: пусть моя жизнь снова будет такой, как была.

– Мистер Макдафф, прошу вас, уйдите от моего дома, или я вызову полицию.

– Как удобно, что им уже известен кратчайший путь сюда, – говорит он, но при этом пятится к своей машине. У дверцы он мнется, легкая печальная улыбка трогает уголки его рта. – Это мир нейротипиков, мисс Хант. Мы просто занимаем в нем место.

Джейкоба я нахожу за компьютером.

– Билеты по тридцать пять долларов, – говорит он, не оборачиваясь ко мне.

– Ты когда-нибудь слышал о группе под названием «Нация нейроразнообразия»?

– Нет. А что?

Я качаю головой и сажусь на его кровать:

– Ничего.

– Согласно навигатору, дорога туда займет три часа восемнадцать минут.

– Куда? – спрашиваю я.

– В Университет Нью-Гэмпшира. Помнишь? Доктор Генри Ли? – Он разворачивается ко мне на стуле.

– Джейкоб, ты не можешь поехать туда. Точка. Мне очень жаль, но я уверена, это не последняя лекция доктора Ли.

Будешь ли ты сидеть в тюрьме, когда он прочтет ее?

Мысль заскакивает мне в голову, как кузнечик на покрывало для пикника, и она так же неприятна. Я подхожу к столу и смотрю на Джейкоба.

– Мне нужно спросить тебя кое о чем, – тихо произношу я. – Мне нужно, потому что я еще не спрашивала, а мне необходимо услышать твой голос, когда ты будешь отвечать. Джесс мертва, Джейкоб. Ты убил ее?

Его лицо сморщивается.

– Нет, я ее не убивал.

Дыхание, которое я невольно задержала, сама того не замечая, с шумом вырывается из меня. Я обхватываю Джейкоба руками – а он деревенеет от этого внезапного объятия – и шепчу:

– Спасибо. Спасибо тебе за это.

Джейкоб мне не врет. Он не может. Пытается, но его ложь так очевидна, что мне достаточно только сделать небольшую паузу, как он сам раскалывается и говорит правду.

– Ты понимаешь, что держать меня под замком в этом доме неделями или месяцами нельзя, это могут счесть преступным поведением. Хорошие родители не обращаются с детьми как с животными, посаженными в клетки.

– А ты понимаешь, что, даже если Оливер пойдет к судье и попросит сделать исключение, лекция доктора Ли закончится прежде, чем судья назначит слушания по этому вопросу? – замечаю я. – Я уверена, ее запишут. И мы послушаем подкаст.

– Это не одно и то же! – кричит Джейкоб.

Жилы у него на шее напрягаются, он в опасной близости к новому срыву. Я делаю голос нежным, как бальзам:

– Вдохни глубоко. Аспергер опять берет свое.

– Ненавижу тебя! Это не имеет никакого отношения к моему Аспергеру. Просто я стал рабом в собственном доме. – Джейкоб отпихивает меня в сторону и пытается выйти в коридор.

Я изо всех сил стараюсь остановить его. Лучше этого не делать, но иногда, когда Джейкоб проявляет особое высокомерие, я не могу удержаться и отвечаю ему.

– Ты выйдешь за дверь и окажешься в тюрьме не позднее завтрашнего утра. И на этот раз – клянусь! – я даже не попытаюсь вытащить тебя оттуда, – говорю Джейкобу. – Я, может быть, на шесть дюймов ниже тебя и на пятьдесят фунтов легче, но я все равно твоя мать, и «нет» значит «нет».

Несколько секунд Джейкоб борется со мной, силится вырваться из моих рук, а потом весь его борцовский запал иссякает. Он сдается, плюхается на кровать и зарывается головой под подушку.

Не говоря больше ни слова, я выхожу из комнаты и закрываю за собой дверь. Прислоняюсь к стене и оседаю под весом облегчения, которое принесли мне слова Джейкоба. Я уверяла себя, что не спросила его об убийстве Джесс напрямую раньше, так как боялась разочаровать своими сомнениями в нем, допущением самой возможности этого. Но на самом деле я ждала так долго из страха услышать ответ. Сколько раз мне вообще приходилось задавать Джейкобу какой-нибудь вопрос в надежде услышать сладкую ложь?

У меня много морщин?

Я только что испекла это, новый рецепт. Как тебе?

Знаю, ты злишься, но ты ведь не хочешь, чтобы твоего брата на самом деле не было на свете, правда?

Даже сегодня найденный Оливером эксперт с места свидетеля завил: дети с синдромом Аспергера не врут.

Но ведь…

Джейкоб сказал мне, что в тот вторник, когда была намечена встреча, Джесс не говорила с ним, но он не сказал, что она мертва.

Он сообщил, что был в доме Джесс, но не упомянул о том, что там был разгром.

И он словом не обмолвился, что унес куда-то свое лоскутное одеяло.

Формально он говорил мне правду. И в то же время лгал, опуская детали.

– Мам! – кричит Тэо. – Кажется, я сжег тостер…

Я быстро спускаюсь вниз. И когда двумя ножами извлекаю из тостера почерневший бейгель, я уже убедила себя, что все умолчания Джейкоба – это оплошность, типичный для аспи побочный эффект: когда информации слишком много, они могут что-то забыть или перепутать.

Я убедила себя, что эти недомолвки не могли быть намеренными.

Выражение «stir-crazy» появилось в начале 1900-х. Первая его часть – «stir» – это жаргонное название тюрьмы, основанное на цыганском слове «stariben». «Stir-crazy» – на самом деле обыгрывание более раннего выражения «stir-bugs», которое описывает заключенного, который стал психически нестабильным из-за того, что слишком долго просидел в тюрьме.

Мои следующие действия вы можете отнести на счет того, что я помешался, сидя в застенке, или объяснить их более очевидной побудительной причиной, а именно тем фактом, что доктор Ли, мой идол, будет находиться в 188,61 мили от меня, а я не смогу встретиться с ним. Несмотря на оценочное мнение мамы, что, если я соберусь поступать в колледж, нужно будет выбрать какой-нибудь местный, чтобы жить дома и пользоваться преимуществами ее помощи и поддержки, сам я давно уже решил, что когда-нибудь подам документы в Университет Нью-Хейвена. Не важно, что крайний срок для учеников выпускных классов старшей школы истек месяц назад. Я поступлю на программу по криминалистике, которую организовал там доктор Ли, и он заметит мое внимание к деталям, мою неспособность отвлекаться на девушек, вечеринки или громкую музыку, орущую из окон общежития, пригласит меня в помощники для разбора настоящего дела и будет считать своим протеже.

А теперь, естественно, у меня появилась еще более настоятельная причина для встречи с доктором Ли.

«Представьте, доктор Ли, – так начал бы я, – вы устроили сцену на месте преступления, чтобы указать на причастность к нему кого-то другого, а в результате сами оказались подозреваемым». И потом мы с ним вместе проанализировали бы, что следовало замыслить иначе, чтобы в следующий раз избежать такого итога.