обеденное время не прибудет безопасный транспорт. Этого времени как раз хватило, чтобы собрать вещи.

Как оказалось, он принял все это на свой счет, но перевозка прошла без происшествий.

Месяц спустя мне позвонил психиатр из Брэмворта.

– Я просто хочу убедиться. Есть пара вещей. Он сказал, что некоторые пациенты в отделении использовали его в корыстных целях и заставляли приносить наркотики.

Джарвис начинал верить в собственную ложь. Он был человеком, которого неправильно поняли, невинным и обманутым, жертвой, которую, к несчастью, отправили обратно в Брэмворт.

У меня нет особых опасений по поводу того, что Джарвис проведет больше времени в Брэмворте. Пребывание в больнице после стольких лет – это, вероятно, единственная возможность, которая у него есть. Но Джарвис – отличный пример, как необходимо быть гибким в системе.

СЛЕДУЕТ ПРИЗНАТЬ, ЧТО ПРЕСТУПНИКИ, КОТОРЫХ МЫ ЛЕЧИМ, ВИНОВНЫ В РАЗНОЙ СТЕПЕНИ, И НАДО ОТОЙТИ ОТ ПАРАДИГМЫ «СУМАСШЕДШИЙ ИЛИ ПЛОХОЙ».

Судам это может не понравиться, но большинство людей, которых я встречал в области судебной психиатрии, являются психически больными преступниками. Иногда психоз объясняет их действия, а иногда и нет.

Нам нужны высококачественные больницы, а также должным образом финансируемые психиатрические службы в тюрьмах, способные слаженно работать вместе.

Любовное письмо медсестрам

Каждые несколько лет, когда политики выдвигаются на новый срок или если начинается пандемия, мы вдруг понимаем и насколько незаменима работа медсестер, и как замечательно они ее выполняют. Мы тогда клянемся привлечь больше таких сотрудников в Национальную службу здравоохранения и обещаем платить им больше. Но сразу после выборов или как только минует какой-нибудь кризис, все быстро забывают о медсестрах до следующего раза. Если бы меня попросили сделать прогноз, я бы сказал, что здравоохранение будущего – это служба, возглавляемая медсестрами. Врачи, несмотря на высокую квалификацию, становятся все более недоступными, то есть обращаются к ним только в крайних случаях, а большинство потребностей в здравоохранении связано с санитарным персоналом – со скринингом, профилактикой и широкомасштабными программами лечения. Конечно, нам по-прежнему нужны и будут нужны врачи, но медсестры делают гораздо больше и могли бы делать еще больше.

В ОБЩЕМ, МЫСЛЬ МОЯ ПРОСТА: МЕДСЕСТРЫ – ЭТО ЛУЧШЕЕ, ЧТО У НАС ЕСТЬ. РАБОТУ, КОТОРУЮ ОНИ ВЫПОЛНЯЮТ, ТРУДНО ПЕРЕОЦЕНИТЬ. ОНИ НЕУТОМИМЫ.

Они работают в самых сложных условиях с самыми трудными пациентами, и их целеустремленность и сострадание не знают себе равных. Ведь обратите внимание, что почти в каждой истории, которую я вам рассказывал, есть медсестра. Даже если я не упоминал конкретных имен, медсестры все равно всегда присутствовали фоном – общались с другим пациентом, делали заметки о поведении подопечных, отводили обеспокоенного больного в сторону, чтобы узнать, как он себя чувствует, выдавали лекарства или, как сделала вчера штатная медсестра в моем отделении, заходили в свой перерыв в местный магазин, чтобы купить пациентке немного чая из гибискуса – единственное, что та хотела из съестного.

Я хочу рассказать вам еще кое-что о медсестрах. Конечно, они иногда смеются над младшими врачами, которые плохо проводят электросудорожную терапию или неправильно диагностируют смерть, но они направляют нас, помогают выполнять нашу работу, исправляют наши ошибки и при этом просто продолжают заниматься своим делом.

Но и это не все: они еще и храбрые. Может быть, вся эта книга – мое признание в любви медсестрам, мое любовное письмо к ним.

* * *

Итак, я подхожу к нескольким последним картам, что лежат в моем кабинете, – я почти закончил.

– Пока, Бен, – кричит Энтони в окно, заглядывая сквозь жалюзи с прорезями. – Почти закончил?

Я киваю ему в ответ и улыбаюсь.

– Почти закончил, осталось разобрать еще один ящик.

Я беру резюме заметок Шона. Прошло всего два месяца с тех пор, как я их написал.

Я был в своем отделении в больнице Святого Иуды, когда сработала сигнализация. Шон, пациент с шизофренией, осужденный за непредумышленное убийство, стоял посреди коридора.

– Я, черт побери, убью его. И Элейн я убью.

Я высунул голову из боковой комнаты.

– Тебя, я говорю с тобой, доктор Кейв. Я не хочу быть здесь. Я, мать вашу, не больной.

Другие пациенты поспешили вернуться в свои палаты, а Линда, уборщица, которая помогала с обедом, осталась в столовой рядом с ним. Она стояла словно окаменевшая.

Первая кухонная полка, которую он сорвал, со стены, пролетела мимо меня и ударилась в окно комнаты отдыха напротив. Я увидел Элейн на другой стороне коридора.

– Это потому, что вчера комиссия не освободила его, – сказала Элейн.

Я кивнул.

– Бен, подожди здесь, у меня с ним хорошие отношения.

Она оставалась спокойной и держала себя так, как будто это был обычный рабочий день в отделении и она просто рассказывала мне, что произошло за последние сутки, информируя меня о рутинных событиях. Часть дверцы шкафа ударилась о дверную раму справа от меня, что дало мне возможность обдумать ситуацию. Элейн, вероятно, была права. Накануне я потратил около трех часов, объясняя комиссии, почему, по моему мнению, Шон слишком опасен, чтобы его выписать. В тот момент, я думаю, он ненавидел меня.

Я прятался за дверью, используя ее как щит, и высовывал голову, только чтобы посмотреть, как Элейн приближается к нему. Шон отвел руку назад, чтобы выпустить еще один снаряд в моем направлении, но Элейн вскинула руку вверх, как будто останавливая его движение.

– Довольно, Шон! – Она четко выговаривала слова, но не кричала. Она вела себя спокойно, но властно. – Я приготовлю тебе чашку чая, и давай поговорим.

Шон не ответил, но и не выпустил больше ни одного снаряда.

– Положить в чай два кусочка сахара, правильно?

И он сказал: «Да», почти кротко, застигнутый врасплох тем, что с ним разговаривают нормально.

Они ушли на кухню, и Элейн велела Линде пойти ко мне. Она поспешила в мою сторону, нырнула мне за спину, села и начала рыдать. Затем прибыла бригада быстрого реагирования, и я попросил их задержаться со мной и Линдой. Элейн заварила чай и, мягко поддерживая Шона за локоть, отвела его в другую комнату. Двое сотрудников из отделения присоединились к ней, один занял пост у двери, а другой остался в комнате. Команда быстрого реагирования оставалась со мной на расстоянии. Элейн и Шон появились двадцать минут спустя, и она попросила меня выписать ему немного лоразепама.

– Он поможет ему немного прийти в себя и остыть.

И это все. Примерно тридцать секунд Линда оставалась ужасно напуганной. Опять же мебель пострадала.

Лекарство назначили с согласия пациента.