совершаются людьми с психическими расстройствами. Мне стоит акцентировать это особенной интонацией.

ТОЛЬКО 11 % УБИЙСТВ В АНГЛИИ И УЭЛЬСЕ СОВЕРШАЮТ ЛЮДИ С ПСИХИЧЕСКИМИ РАССТРОЙСТВАМИ. ЭТО ОЗНАЧАЕТ, ЧТО ПОДАВЛЯЮЩЕЕ БОЛЬШИНСТВО ЛЮДЕЙ, КОТОРЫЕ КОГО-ТО УБИВАЮТ, НЕ СТРАДАЮТ ПСИХИЧЕСКИМИ РАССТРОЙСТВАМИ.

Если вы решите убить своего мужа, потому что он забыл о вашей годовщине, тогда большинство здравомыслящих людей поверят, что тюрьма для вас – вполне подходящее место. Вас приговорят к пожизненному заключению, и судья установит срок, который вы должны отбыть, прежде чем можно будет обратиться в комиссию по условно-досрочному освобождению.

Однако если вы убьете своего мужа после многих лет жестокого домашнего насилия, то ситуация может оказаться не такой однозначной. А если в момент убийства своего мужа вы находитесь в бредовом состоянии и считаете его инопланетянином, намеревающимся уничтожить человечество, тогда большинство людей могут подумать, что тюрьма – совершенно неподходящее место для вас.

В таких ситуациях можно обоснованно сказать, что есть сильное смягчающее обстоятельство: нарушение психики влияет на восприятие, суждения или самоконтроль.

Питеру Сатклиффу («Йоркширскому потрошителю») предъявили обвинение в убийстве, но он все отрицал, заявив, что виновен в непредумышленном убийстве[64] и что у него есть смягчающее обстоятельство. Четыре психиатра сказали, что у него шизофрения. Но судья не хотел ничего слушать. Он отклонил заявление о смягчающем обстоятельстве, и судебный процесс продолжился. В конце концов его признали виновным в убийстве и приговорили к двадцати пожизненным срокам.

Через три года после начала тюремного срока его перевели в больницу Бродмур, он провел там следующие тридцать два года, и его отправили обратно в тюрьму только в 2016 году[65]. Он умер там четыре года спустя. Таким образом, если хомяки придут на зов пациента во время тюремного заключения, вполне возможно, что человека переведут в больницу на лечение.

Если бы Сатклифф заявил, что хомяки заставили его совершить убийства, его, вероятно, признали бы виновным в непредумышленном убийстве с учетом смягчающего обстоятельства. В этой ситуации судья мог бы поместить его в больницу с ограничением свободы (статьи 37, 41), и тогда он с самого начала отправился бы в Бродмур.

Но это односторонний процесс. Это также означает, что его нельзя отправить обратно в тюрьму, если психиатры сочтут, что ему лучше. Единственное, что они могут сделать, – это поддержать его выписку, даже если это произойдет всего через год или два. В общем, вы поняли, какая дилемма. Это вынужденная дихотомия между ответственностью за свои действия и отправкой в тюрьму и отсутствием ответственности за свои действия и отправкой в больницу.

Теперь есть третий путь, но, к сожалению, психиатры не спешат им пользоваться. Он позволяет судье отправить человека в больницу на лечение, все еще назначая тюремный срок. Это молчаливое признание того, что, даже если у вас психическое расстройство, вы все равно можете нести определенную ответственность за свое преступление[66].

Джарвис идеально подошел бы для иллюстрации этого пути, если бы такой вариант тогда был доступен. Психиатры, рассматривавшие его дело двадцатью пятью годами ранее, поставили ему диагноз шизофрения и, в отличие от дела Сатклиффа, убедили суд в том, что он не осознавал свои действия, когда пытался убить жену и убил ее друга. Его поместили в больницу с ограничением свободы (статьи 37, 41), а затем отправили в Брэмворт. Когда вы слышите в новостях, что человека «отправили в психиатрическую больницу строгого режима без ограничения срока», это именно случай Джарвиса. Раздел 37 – это больничный приказ, а раздел 41 лишает меня полномочий (как ответственного врача) выписывать пациента – это может сделать только комиссия по психическому здоровью или Государственный секретарь юстиции.

Примерно через двадцать два года консультант в Брэмворте почувствовала, что Джарвис готов перейти на более низкий уровень безопасности. Я пошел к пациенту, согласился с ее оценкой и поддержал его перевод на более низкий уровень безопасности – ко мне в больницу Святого Иуды.

Моя работа состояла в том, чтобы лечить его, смотреть, как он справляется, и, если все пойдет хорошо, постепенно строить планы относительно его жизни в обществе. Он попал в больницу Святого Иуды с двумя картотечными шкафами для заметок.

Год спустя я получил письмо от одного из администраторов в Брэмворте с просьбой вернуть шкафы, но они так и остались у меня. Прочитав все их содержимое, я почувствовал, что заслужил, чтобы они остались. Это не психиатрический термин, но Джарвис был «своенравным» ребенком. Особой причины для этого не было – судя по всему, его детство было достаточно нормальным. Его родители были счастливы потакать раннему интересу ребенка к зоологии и лишь слегка возмущались тем, что большинство образцов, которые он приносил домой, в конечном счете кремировались в дровяной печи. Они немного больше беспокоились из-за его поведения в школе. Все началось с того, что в начальной школе он кусал других детей, а в средней он начал драться.

Учителя знали, что он трудный ребенок; они всегда знают. «Джарвис – смышленый ребенок, но он проявляет себя не с лучшей стороны. Меня беспокоит его разрушительное влияние на других детей и заметная чувствительность к любым негативным комментариям. Я надеюсь, что школьный психолог поможет справиться с его проблемами и с гневом».

К сожалению, школьный психолог не смог помочь, и его исключили из трех школ, а потом он и вовсе оставил очное обучение.

К этому времени он уже регулярно появлялся в судах за магазинные кражи и «взятие без согласия» чужих вещей: он угонял автомобили, гонял на них ради забавы и оставлял сгоревшими на тихой дороге.

Школьная система расписалась в собственной беспомощности и фактически умыла руки, после того как он ударил ножкой стула учительницу, которая пыталась остановить затеянную им драку с одноклассником. Он был хулиганом, импульсивным и злым подростком. А это не очень хорошая комбинация.

СТРАННО, Я ВСТРЕЧАЛ МНОГО ПСИХОПАТОВ, НАСТОЯЩИХ ПСИХОПАТОВ, КОТОРЫМ НАПЛЕВАТЬ НА ДРУГИХ ЛЮДЕЙ, И НИКОГДА НЕ ВСТРЕЧАЛ НИ ОДНОГО ИЗ НИХ, КТО СЧИТАЛ БЫ СЕБЯ ХУЛИГАНОМ.

– Ты попал в плохую компанию? – недоверчиво повторил я при нашей первой встрече.

– Да, – искренне ответил он, – они издевались надо мной с десяти лет. Я просто должен был постоять за себя.

Игры с клеем и растворителями в школе вскоре сменились марихуаной и МДМА, а к пятнадцати годам он употреблял кокаин и героин.

Затем последовали обвинительные приговоры и общественные работы, однако преступления становились все более и более серьезными. Он перешел от марихуаны к наркотикам класса А – непристойное поведение сменилось обвинением