– Что произошло между вами и мистером Пателем? – спросил я.

– Ничего, – сказал мистер Смит.

– В записях говорится, что вы сломали ему скулу бейсбольной битой, а затем облили его бензином.

Смит пожал плечами.

– Зачем вы это сделали?

Наступила пауза, которая длилась, казалось, целую жизнь.

– Я хотел преподать ему урок.

– Урок?

– Да, урок, – сказал Смит, его голос неуклонно повышался. – Чертов урок, который он никогда не забудет.

Люди толпились в коридоре рядом с нами.

«Заканчивай встречу, Бен, хватит».

Но я снова проигнорировал свой внутренний голос и продолжил.

– В заявлении потерпевшего говорилось, что мистер Патель думал, что вы сожжете его заживо.

Смит улыбнулся и стал менее возбужденным и более сосредоточенным, что меня пугало.

– Я бы хотел, мать вашу, чтобы так и было. Ему не следовало жениться на ней.

– Вы знали жену мистера Пателя? – спросил я, удивленный новым поворотом событий.

Смит кивнул.

– Мы вместе ходили в школу.

«Осторожно».

– Она вам нравилась?

– Да.

– Вы думаете, ей не следовало выходить за него замуж?

Смит промолчал, и, возможно, наступил краткий момент, когда у него был выбор стать кем-то другим. Он мог бы обдумать свой поступок. Он мог бы отказаться от убеждений о превосходстве белой расы, которые прикрывали его собственную ревность и неуверенность.

Я бы желал, чтобы он упал в мои объятия и попросил прощения.

Но этого не произошло.

Он слишком далеко продвинулся по избранному пути, чтобы повернуть назад. Пути назад не было, в этот момент точно. Он потратил слишком много времени и вложил слишком много самого себя в эту извращенную философию. Я задумался, привлекала ли мистера Смита будущая жена мистера Пателя.

– Вы ревновали? – спросил я.

Это был плохо продуманный вопрос. Хотя нет, позвольте мне быть честным, это был идеально продуманный вопрос. Он требовал от заключенного сделать выбор. Считайте, что я дал ему заряженный пистолет, и он мог либо направить его на меня и остаться жестоким разъяренным расистом, либо приставить к собственному виску и стать неуверенным в себе человеком, у которого не получилось завоевать девушку.

– Ревновал, – начал он тихим голосом, а затем повторил это слово громче, так, что, достигнув пика, оно превратилось в вопрос. – РЕВНОВАЛ? – крикнул он.

Люди в коридоре теперь открыто пялились на нас.

– РЕВНОВАЛ К ЭТОМУ ГАДСКОМУ ЧУРКЕ? Неужели ты такой глупый! Он – кусок говна. Они все такие. Я должен был, мать вашу, с этим покончить. Он женился на белой девушке. Он женился на моей девушке. Я УБЬЮ ЕГО! – закричал он.

Как ни странно, я не чувствовал угрозы. Ни в малейшей степени. Но я все-таки прервал встречу. Произошедшее казалось вполне закономерным. Я подозвал одного из зрителей. Смита отвели обратно в камеру, и одна из надзирательниц пришла, чтобы проводить меня обратно в приемную тюрьмы.

– Что ты ему сказал? – спросила она.

Она была мусульманкой. Я хотел спросить ее кое о чем. Мне хотелось знать, как она справлялась с расизмом, как она справлялась с работой в тюрьме. Мне хотелось знать, чувствует ли она себя британкой, чувствует ли она себя преданной своей собственной страной и думает ли, почему люди используют расу для разжигания гнева.

– Я спросил о его поступке, – ответил я.

– Что он сделал? – спросила она. Я почему-то думал, что она должна это знать.

– Он напал на человека много лет назад.

Мы добрались до приемной, и я поблагодарил ее за то, что она проводила меня обратно.

– Он сумасшедший? Так вот почему он ходит к психиатру?

– Нет, он не сумасшедший, – сказал я. – К сожалению. Я бы предпочел, чтобы он был им.

В тот вечер я вернулся домой поздно и сразу направился в свой кабинет. Вошла Либби, мачеха девочек, или belle-mère[63], как мы предпочитаем ее называть.

– Ты какой-то притихший.

– Я не могу это написать, – пожаловался я. – Он был таким…

Я обнаружил, что не могу выразить свои чувства. Я хотел, чтобы она сказала мне, что поскольку я так злюсь на мистера Смита, то не могу больше участвовать в деле и что мне придется взять самоотвод. Я хотел, чтобы она заставила меня отказаться от дела, но Либби этого не сделала.

– Напиши отчет, – сказала она. – Придерживайся фактов. Никаких эмоций. Что бы там ни было.

Я провел субботний день за компьютером, лишь изредка ворча про себя. Я поймал себя на том, что размышляю о двух своих детях-метисах, ранней индуистской церемонии бракосочетания с Джо и о ее родственниках, которые переняли все хорошие британские ценности, какие только существуют.

В тот вечер девочки пришли от матери и ворвались в мой кабинет. Они спросили, чем я занимался.

– Отчетом, – сказал я, пытаясь сохранить и закрыть документ на экране как можно быстрее.

– Ты неправильно написал «женоненавистник», папа, – сказала старшая, слишком юная, как мне показалось, чтобы знать, что значит это слово.

– Нельзя говорить «чурка», папа, – вмешалась младшая.

Я заявил о своей невиновности, сказав, что это прямая цитата.

– Вы когда-нибудь подвергались расизму? – спросил я, когда наконец выгнал их из кабинета.

Они обе остановились у двери.

– Нет, – просто сказала старшая.

Младшая покачала головой.

– Я тоже. Вчера мы ходили в магазин и приготовили тебе карри. Хочешь немного?

Тем же вечером, после лучшего в мире карри с бараниной, я снова открыл отчет. Перед отправкой я изменил одно или два слова, но по сути это оставался негативный отчет, и я знал, что он окажется бесполезен для заказчика. Стоит ли говорить, что я не поддерживал ходатайство заключенного в комиссию по условно-досрочному освобождению?

Несколько дней спустя, как только я вернулся домой с работы, раздался звонок от адвоката.

– Да, я получил ваш отчет, доктор Кейв, – сказал он. Я жду продолжения. – Не думаю, что это точная оценка очевидного прогресса мистера Смита. Вы читали о его работе по управлению гневом?

– Управление гневом? – пролепетал я, думая, может быть, мне тоже нужно пройти этот курс. – Очевидный прогресс? Вы, должно быть…

Я продолжал указывать на то, что отчеты о его успехах были всего лишь свидетельствами о посещении занятий, и совершенно очевидно, что эти занятия ему никак не помогли. Я упомянул о расистских взглядах мистера Смита и его активных и непрекращающихся угрозах мистеру Пателю, но адвоката это не поколебало ни на йоту.

Затем настал решающий момент.

– Вы не собираетесь представлять комиссии мой отчет, не так ли?

– Это дело мистера Смита, доктор, но я бы не советовал этого делать – это совсем не в его интересах.

Несколько лет назад психиатр по имени доктор