переоценки ее представления об этом человеке. Друг? Как это вообще было возможно? Педру всегда стонал, когда Николас объявлял о своем намерении навестить его. Ей никогда не приходило в голову, что этим двум мужчинам может нравиться общество друг друга.

- У вас были деловые отношения? - спросила Чику. - Что-то связанное с гитарами?

- Почти. - Он налил себе еще немного портвейна. Она отвернулась от окна и встала спиной к стене, лицом к столу. - Я полагаю, возможно, что все, что я говорю или делаю в этой комнате, может быть записано?

- Я велела проверить квартиру на прослушку. Здесь нет посторонних глаз. Много тараканов, но никаких посторонних глаз.

- Тогда я рискну. Это всего лишь небольшой эпизод - мы говорим о прошлом, а не о какой-то текущей деятельности. Вы кажетесь человеком, заслуживающим доверия, так что я не буду смущать никого из нас, предлагая сформулировать "пылинки".

- Вы меня запутали, Николас.

Он снова улыбнулся. - Дело в том, Чику, что Педру и я были преступниками.

- Прошу прощения? Я правильно вас расслышала?

- Я сам это начал. Я прилетел с Луны - вы тоже там родились, если не ошибаюсь?

- На Земле нет преступников, Николас. Вы не можете красть вещи, вы не можете причинять вред людям... что остается?

- Много чего, если ты творческий человек. Возможно, вы не знакомы с понятием "медленное преступление". Это довольно старая идея. Пороговые значения Механизма не могут выявлять преступные действия, которые совершаются в течение месяцев или лет - он просто не настроен таким образом. Вы не можете украсть чей-то дом, но вы могли бы разобрать его по кирпичику, и кто бы это заметил?

- Я бы так и сделала.

- Это просто пример. Я просто говорю, что этот Механизм устранил целые категории преступлений, но не само преступление. Преступность - это адаптивный организм. Сожмите одну нишу, и она переместится в другую.

- Мм. Так почему же мир не полон преступников?

- Недостаток воображения? Не хватает терпения? В основном терпения. Вы не можете убить кого-то, ударив его дубинкой, но вы могли бы изматывать его годами, своего рода психологическое убийство. Если бы у вас хватило терпения. Если бы вы захотели.

- И вы это сделали?

- Боже мой, нет. Мы никогда не хотели никому навредить, просто сделать что-то запрещенное и выйти сухими из воды. И заработать немного денег, если это возможно.

- И вы это сделали?

- Да, довольно много. Педру и я были мастерами подделки.

- Фальсификаторы. - Она произнесла это слово так, словно оно было для нее в новинку, какая-то любопытная средневековая профессия, не имеющая аналогов в настоящем, вроде раздатчика милостыни или помилователя.

- Мы делали музыкальные инструменты, - сказал он, - и старили их так, чтобы казалось, что им сотни и сотни лет. Возможно, одна крупная подделка раз в десятилетие, чтобы не наводнять рынок. У нас это великолепно получалось.

Она слушала и размышляла. Это наглое признание в преступлении было последним, чего она ожидала, но в нем была доля правды. Она могла видеть или начинала понимать, как такое могло бы быть возможно. Педру всегда работал с традиционными материалами и методами, и не раз он показывал ей приемы создания иллюзии древности, когда клиент просил об этом. Существовали способы состарить лак и сделать один тип материала похожим на другой. Уловки и трюки, которые могли бы обмануть глаз, а иногда даже довольно сложные методы анализа.

Умная, хитроумная работа. Ей никогда не приходило в голову, что в этом может быть какая-то выгода.

- Какого типа инструменты?

- Скрипки, гитары, лютни, виолончели... мы сделали всего несколько штук каждого типа, все разные, и каждая требовала больше работы, чем предыдущая. Изготовление инструмента было лишь половиной сложности. Вывод его на рынок, найти покупателя... это было по меньшей мере столько же хлопот.

- Не понимаю, зачем кому-то понадобилось делать что-то подобное.

- Потому что это было весело? Потому что это был вызов? Мы жили на грани. Ты никогда не узнаешь, каково это - выживать, полагаясь на свой ум, никогда точно не зная, когда игра может закончиться.

- Вы были бы удивлены.

Он поднял голову, выражение его лица было одновременно веселым и скептическим. - И это говорит женщина, которая считает, что уехать из Лиссабона - безумное приключение?

- Вы и половины этого не знаете, Николас.

- Возможно, и нет. Но в том, что мы делали, был особый кайф. Я почти скучаю по этому, понимаете?

- Обирать людей? Это был самый лучший эпизод?

- Если вы отправляетесь на поиски очень редкой вещи, настолько редкой, что в мире ее не должно остаться - во всяком случае, такой, которая не была бы учтена, - вы практически напрашиваетесь на то, чтобы вас обчистили. Но дело было не в этом, и мы все равно никогда не имели дела с покупателями. Между нами и конечным клиентом были контакты, брокеры, цепочки людей. Единственное, что имело для нас значение, - это изготовление подделки и распространение ее по миру.

- И деньги.

- И деньги, - согласился Николас. - Но с этим мы должны были быть осторожны. Мы не могли разбрызгивать их повсюду. Педру все это время занимался своим обычным бизнесом - выглядело бы подозрительно, если бы он вдруг стал самым богатым человеком в Португалии.

Это была еще одна маленькая разгаданная тайна. За все время, что она работала с ним, Педру никогда не достигал ничего, кроме безубыточности, и его внимание к деталям часто дорого ему обходилось. Но каким-то образом ему всегда удавалось использовать финансовые резервы, которые она не могла сопоставить с тем, что он зарабатывал в своей маленькой студии в Лиссабоне. Теперь она знала, откуда брались эти таинственные деньги.

- Полагаю, вы можете лгать обо всем этом.

- Да, изобличать себя, просто так, черт возьми, имеет смысл.

- И, конечно, я, возможно, не так тщательно чистила квартиру, как утверждала, и планирую воспользоваться своими воспоминаниями об этом разговоре и сдать вас властям.

- Я решил, что воспользуюсь этим шансом. К тому же на данный момент все это можно отрицать - я не сообщил вам никаких подробностей, и нет никаких осязаемых доказательств, которые могли бы подтвердить то или иное.

- Это все еще очень доверчиво с вашей стороны.

- Вы спросили, и это самое малое, что я могу сделать