уже очевидно, что эта дуэль вовсе не состязание в мастерстве или в способности пронять зрителя, это проверка силы духа. И она, черт возьми, покажет эту силу. Силу, о существовании которой в себе еще недавно и не подозревала.

Над ареной заструилась плавная, шелестящая мелодия, навевавшая мысли о течении реки. Под такую музыку хочется показать что-то грациозное и красивое. Или же исполнить номер в воде. Вот бы сюда сейчас бассейн или хотя бы огромную прозрачную чашу с водой, которую использовали некоторые обычные цирки, – и Кристина обошлась бы безо всяких мистических сил, а своими собственными, накопленными за годы тренировок в команде по синхронному плаванию.

Музыка набирала силу и глубину, и Кристина поняла, что должна начинать представление – прямо сейчас! Но прежде чем она успела придумать, что же ей делать, случилось нечто невозможное – из пустого зрительного зала появился человек. Кристина видела, как он спустился между рядами, а затем вступил на арену.

Лучи прожекторов били прямо в лицо, и она не могла рассмотреть незнакомца. Он подошел к ней и встал рядом. Теперь Кристина видела его силуэт и лицо в профиль, и что-то в накинутом на плечи плаще и в хохолке волос на голове казалось ей смутно знакомым.

Мелодия воды постепенно затихала, сменялась на музыку вьюги и набирала новую силу. И вот вдруг раздался гудок поезда.

Ошеломленная невозможной догадкой, Кристина во все глаза смотрела на стоявшего рядом с ней незнакомца, а потом перевела взгляд на арену, которую затянуло клубами дыма. Все отчетливее доносилось деловитое пыхтенье. Чух-чух, чух-чух, чух-чух…

Незнакомец скинул с себя плащ, повесил его на появившуюся непонятно откуда вешалку, продел одну руку в рукав – и вот уже казалось, что эта рука живет самостоятельной жизнью и принадлежит другому человеку. Рука осторожно обняла белого клоуна за талию, и тот начал кружиться в пронзительном танце одиночества. «Ту-ту!» – щемяще прогудел маленький поезд, деловито объезжая арену, и Кристина поняла, что уже видела и этот поезд, и этот танец.

По щекам потекли слезы.

Круг прожектора сместился с нее, поймал качающегося в грустном танце человека, и Кристина наконец-то увидела его лицо.

Лицо, которое она видела на автобусе в Верходновске.

Лицо, которое однажды осыпалось прямо у нее на глазах мелкими осколками.

Лицо, которое смотрело на нее каждый день со стены пузатого белого трейлера.

Лицо белого клоуна Сола.

* * *

Кристина продолжала стоять на месте, а арена вокруг нее наполнялась людьми. В вышине протянулся канат, и по нему медленно ехал на старинном велосипеде упитанный канатоходец и аккуратно помешивал чай в фарфоровой чашечке. Позади крутили сальто гимнасты, и по удивленным возгласам из-за кулис Кристина догадалась, что, должно быть, их узнали старожилы, странствовавшие с цирками куда дольше нее и видевшие намного больше удалений.

Удаленные артисты «Колизиона» явились, чтобы в эту трудную минуту поддержать свой цирк. Кристина не представляла, чем обязана такому подарку, но, безусловно, была ему рада.

Музыка затихла, но на этот раз ей на смену пришла не тишина, а аплодисменты; это были циркачи «Колизиона» и «Инфиниона», выступление давно ушедших товарищей будто открыло у них второе дыхание, и они не просто поднялись, но и вышли из-за кулис и встали возле занавеса, хлопая в ладоши и приветственно крича, а их бывшие коллеги улыбались и кланялись в ответ – кланялись им, а не пустым рядам. Впрочем, Кристина заметила, что канатоходец безошибочно нашел взглядом Апи в темном верхнем ряду и помахал ему рукой. А обезьяныш тоже помахал ему в ответ.

Кристина переводила взгляд с одного удаленного циркача на другого и даже не пыталась понять, что произошло, как и почему, где все это время они были и почему именно сейчас вернулись. Она лишь гадала, останутся ли они теперь с ними или нет. И если нет, то ей очень, очень нужно успеть сделать кое-что важное, пока еще есть такая возможность, ведь неизвестно, будет ли у нее другой шанс.

Подойдя поближе к тому, чье лицо она видела каждый день на своем новом трейлере, Кристина нервно прочистила горло и неловко спросила:

– Извините, пожалуйста. Вы же Сол?

И тут же застонала про себя. Что за идиотский вопрос!

Белый клоун повернулся к ней, и у Кристины голова пошла кругом, ей просто не верилось, что это происходит на самом деле. Из всех чудес именно возвращение белого клоуна казалось ей наиболее невероятным.

– Меня зовут Крис, и вы меня не знаете, но я давно хотела попросить у вас прощения. Это из-за меня вас тогда удалило. Я была зла на весь мир и не увидела бы хорошее, даже если бы меня ткнули в него носом. Я цеплялась за свои обиды и верила, что в моих несчастьях виноваты все вокруг, но только не я. В общем, если бы я не была такой эгоисткой, вы бы по-прежнему были с нами. Простите меня, пожалуйста. Я не знала… И не хотела.

Сол внимательно слушал Кристину. Когда она закончила, белый клоун лишь улыбнулся в ответ и ничего не сказал.

– Эй, Сол! – закричали циркачи «Колизиона». – Ты вернулся?

Белый клоун улыбнулся и им в ответ, а потом, по-прежнему не говоря ни слова, накинул на себя просторный плащ, лукаво подмигнул и исчез под длинный, щемящий гудок игрушечного поезда.

Один за другим пропали – просто пропали, без всяких серебряных искр – и другие удаленные артисты цирка, которые пришли им на помощь. А когда дым над ареной осел, Кристина увидела, что и игрушечного поезда больше тоже нет. Посреди арены стояла она одна.

Прожекторы горели, но музыка больше не играла.

А затем глубокую тишину нарушили громкие резкие звуки. Кристина не сразу поняла, что это хлопки ладоней. Она обернулась, чтобы посмотреть, кто аплодирует, но это были не циркачи. Тогда Кристина перевела взгляд на верхний ряд, туда, куда так часто смотрела во время этого бесконечного, изнурительного выступления, и увидела, что им аплодируют Апи и карлик-цирковой «Инфиниона». Аплодируют стоя.

Кристина не сразу заметила, что, кроме Апи и карлика, больше на скамье никого нет. И если великана и силача не стало уже давно, то девушка-альбинос, цирковой «Обскуриона», исчезла только что.

Догадываясь, что это означает, но все еще не в силах в это поверить, Кристина бросилась за кулисы, мимо радостно обнимающихся циркачей, чтобы взглянуть на остатки «Обскуриона» и «Инкогниона». Она боялась, что не увидит там не единой живой души. Противники или нет, они были такими же подневольными пленниками цирков, как и она,