— Бэнон и Робби обвенчаются не ранее чем через несколько недель, — спокойно напомнила Розамунда. — Ты совершила ошибку, умчавшись одна. Порядочные жены так не поступают! И что теперь скажет твой муж? Кстати, когда ты вернулась из Франции?

— Больше месяца назад, — неохотно пробормотала Филиппа. — А в чем дело?

Мать, не ответив, приказала:

— Немедленно иди, дочь моя, и слуги принесут тебе горячей воды. Люси, представь Питера остальным домочадцам и покажи, где он может приклонить голову. А-а, вот и Энни! Энни, беги и немедленно отыщи Мейбл. Передай, что приехала Филиппа.

Подняв голову, Розамунда заметила, что дочь уже исчезла, и знаком велела Люси сесть.

— А теперь рассказывай, что стряслось, — строго велела она. — Я хочу наконец услышать правду.

— Что мне сказать вам, миледи? Я сама ничего не понимаю. Они были так счастливы. Это прекрасный брак, и все шло как по маслу. Граф — добрейший из хозяев и хороший муж. Он никогда и словом не обидел госпожу. Но стоило ему отправиться в Хэмптон-Корт, как миледи словно подменили. Все твердила, что боится, как бы кардинал не задержал графа слишком надолго. И что она из-за этого непременно опоздает на свадьбу сестры. Металась по дому, кипела гневом, и я ничего не смогла поделать, кроме как согласиться немедленно выехать во Фрайарсгейт. Госпожа велела скакать во весь опор. Поверьте, миледи Розамунда, у нас даже одежды нет, кроме той, что на нас. Но мне кажется, что госпожа сказала неправду, хотя сама этого не сознает. Хотела бы я знать, что ее гложет. Розамунда покачала головой.

— Она принимала зелье каждое утро, если не считать месячных? — строго спросила она.

Люси виновато покраснела.

— Нет, миледи.

— Так, наверное, она хочет ребенка, и как можно скорее! Что же, трудно с этим не согласиться, ибо ее долг дать мужу наследника. Мне самой не терпелось родить, когда я вышла за ее отца, упокой Господи его светлую душеньку, — вздохнула Розамунда, перекрестившись.

— Нет, миледи, она хотела подождать, чтобы поехать зимой ко двору, — честно призналась служанка. — Во Франции моя госпожа и ее муж спали, как брат с сестрой. Шатер был очень тесным, во второй половине ночевала я, а ведь моя госпожа очень стыдлива. Ей даже приходилось, как и королеве, мыться в камизе. Я не считала нужным давать ей ваше снадобье, но каждое утро подносила воду, смешанную с семенами сельдерея, чтобы она думала, будто ее приказания неуклонно выполняются. А потом, когда мы вернулись из Франции, госпожа стала поговаривать, что, наверное, стоит родить ребенка, поскольку королева отпустила ее со службы. Мне показалось, что больше нет нужды предупреждать зачатие.

— Но продолжала поить ее водой с сельдереем, — мягко добавила Розамунда.

Люси виновато потупилась:

— Да, миледи. Поймите, если моя госпожа что-то решила, переубедить ее невозможно. Уж очень она упряма! Вот я и подумала: пусть Господь решит за нас, а я не собираюсь спорить с ней или быть непослушной служанкой!

Розамунда тихо рассмеялась:

— Когда у моей дочери в последний раз были месячные? Бьюсь об заклад, что ни разу, с самого возвращения из Франции.

Люси, немного подумав, растерянно прикрыла рот рукой.

— О, миледи, вы правы! В последний раз ее связь с луной прервалась в Кале! О, миледи, что я наделала?

Розамунда фыркнула:

— Готова дать голову на отсечение, Филиппа ждет ребенка, и моя очаровательная дурочка так поглощена собой и мужем, что ничего вокруг не замечает. Она и не подозревает, что с ней творится! И как теперь быть? Как ты думаешь, граф очень рассердится, узнав о ее побеге? И что скажет, когда приедет сюда?

— Об этом лучше спросить Питера, — заверила Люси. — Я видела от господина одну доброту по отношению к моей госпоже, хотя по временам она жестоко испытывает его терпение.

Розамунда снова рассмеялась.

— Не говори ей о моих подозрениях, Люси, да и никому другому тоже, — обронила она, поднимаясь. — И последи за детишками. Я должна подняться наверх и поговорить со старшенькой.

— Мама! — позвала молодая девушка, входя в зал. Высокая, гибкая, с длинными русыми волосами, она нисколько не походила на сестер. — Мне сказали, что Филиппа вернулась.

— Да, Бесси, так оно и есть. Иди сюда, Люси все тебе расскажет. А мне нужно сейчас же потолковать с твоей сестрой.

Она поспешила выйти, а Элизабет Мередит неторопливо направилась к камину.

— Что ж, она позаботилась приехать заранее, — небрежно бросила девушка. — Каков ее муж, Люси? Красив и галантен? Богат?

— Сколько тебе лет? — спросила Люси вместо ответа.

— В следующий день рождения исполнится тринадцать. Ну же, Люси, говори, я сгораю от любопытства.

— А мне казалось, тебя не интересует придворная жизнь и. заботы знатных леди и джентльменов, — съязвила служанка.

— Я просто не хочу быть одной из них, но узнать побольше не помешает, — пояснила Бесси. — Я не такая, как старшие сестрицы, и не желаю ехать в столицу и пресмыкаться перед сильными мира сего. Просто люблю слушать о них.

Все равно что волшебную сказку.

— Жизнь при дворе вовсе не так уж и легка, могу тебя заверить… — начала Люси.

Розамунда, выйдя из зала, поднялась в спальню Филиппы. Дочь уже искупалась и сейчас вытиралась у камина.

— Я всегда чувствую себя лучше, когда дорожная пыль смыта, — заметила мать. — Где твоя щетка, дорогая? Я сама расчешу тебе волосы.

— Возьми, — согласилась Филиппа, протягивая щетку. — Только позволь сначала надеть чистую камизу.

Она вытащила из стоявшего у изножья кровати сундука шелковую сорочку, натянула и, усевшись рядом с матерью, позволила ей вытирать и расчесывать мокрые волосы.

— А теперь скажи, Филиппа, — тихо попросила мать, работая щеткой, — что тебя беспокоит? И не говори, что все в порядке, иначе ты не помчалась бы во Фрайарсгейт очертя голову только из-за свадьбы Бэнон.

— Что такое любовь? — выпалила Филиппа. — И каким образом можно понять, что влюблена? И почему после стольких месяцев он ничего мне не сказал?!

Она вдруг заплакала и, всхлипнув, пожаловалась:

— О, мама, я не могу ни понять, ни объяснить этого, но знаю, что люблю его! А он меня не любит! Он страстный и нежный, но никогда не говорил о своих чувствах! Как он может сжимать меня в объятиях так неистово и все же не любить?!

— Думаю, что это не так, — спокойно ответила Розамунда. — Что такое любовь, дочь моя? Это самая неуловимая вещь на свете. И тут не помогут никакие разумные объяснения, но ведь ты сердцем ощущаешь, что любишь его, и какие еще нужны доказательства? А что касается твоего мужа… ведь ты сама говоришь, что он добр и нежен. Разве этого мало? Думаю, он любит тебя. Но мужчины всегда неохотно говорят вслух такие слова. И только женщина может подвигнуть их на признание. Но сначала она должна быть твердо уверена, что мужчина отвечает на ее чувства. Поэтому женщина колеблется и не решается, а мужчины ничуть не лучше. Эта загадка стара как мир, дорогая моя.