заворотиться назать. Заворотилась и зашла опеть в гостиницу в етот же номер. Да, говорит солдату: «Как же ты мог ето жделать?» — Солдат и отвечает: «Как же я не могу ето жделать, когда я слы́шу, што вы разговариваете?» — «Да-к, у вас же принец спрашивал, знаете ли вы наш язык и вы ему сказали, што такой же красный, как и у меня».

Он ей и говорит: «Да, он — принец, да дурак! Язык обнакновенный у каждого человека — красный. Он бы спросил: «Знаешь ли разговор наш — я бы тыжно́ ему и сказал. Я говорит, сам был первый генерал во дворце, а не солдат, и обучон на все языки, и могу разговаривать с каждым!» — Она и говорит: «Когда умели ето жделать, умейте меня и вжать». Солдат ей отвечает: «Я затем и приехал». И вот они условились, что ежели чересь три дни она может вшё собрать. А ему штоб вежде были лошади готовы, задо́рьжки не было́.

Вот так, через трое сутки она собралашь, а он заготовил лошади, штоб были везде готовы, гля проезду их. Вот чересь трое сутки, он нанял легкого биржевого и подкатил ко дворцу. Точно также под его окно. Она спустила все ето именье свое и спустилась сама. Вот оне сели в карету, покатили по городу. И вот благополучно доехали до Петербурга и въезжают прямо во дворец. Да, вот доложили государю, што приехал такой-то вот солдат.

Государь вышел, смотрит: да, наверно, приехал солдат и привез дочь французского короля. Когда государь встретил их, и говорит: «Когда ты был солдат, теперя будь генерал!» Вот пир пирком и свадебка, и нынче живут благополучно.

24. ПРО МУЖИКА И СВЕШШЕНИКА

Вот как был праздник, и свешшеник служил литургию, и после литургии начал проповедь. В проповеде говоре́лошь так. «У кого што есть — то ондай свешшенику, в то место, бог десять даст». — И вот, как был один мужичок за обедней и была у его только одна корова, он и думает на уме: «Неужели я корову свою ондам, мне бог в то место десять даст?»

Мужик приходит домой и говорит жане: «Вот што, баба, я сёдни был за обедней и свешшеник читал проповедь: у кого што есть, ондать свешшенику, в то место бог даст десять. И вот, как у нас одна корова, ондадим свешшенику, не даст ли бог в то место десять?» — Жана и думает: «Ну, так што ж, на самым то деле. Давай, мужик, отдадим!» — Поймали корову и поташшили к свешшенику.

Когда приводят корову к свешшенику, мужик и говорит: «Вот, батюшка, вы севодни читали проповедь и говорели, што у кого есть, то ондай свешшенику — в то место бог десять даст. И вот, как у меня одна корова, я привел её к вам, не даст ли бог в то место десять.» — Свешшеник сказал: «Ага спасибо!» — и велел опустить её во двор.

Да, и вот живет у свешшеника корова, и у его было девять быков своих, и корова с етим быка́м стала ходить в поле. И вот настало лето, стал жар, скот стал ходить полдня́м; вот ета корова, как бежала вперед быков, быки за ей. И увидала, што у старого хожаина вороты по́лы — и забегает прямо во двор и быки за ей. Мужик заглянул в окно прямо во двор и увидал: «Вот, баба, верно, нам бог дал в то место десять!» — И пошол запер ворота. Да, пастух идет, заходит во двор выгонять етого скота. Мужик ему не дал, выгнал етого пастуха вон.

Пастух шечас к свешшенику и говорит: «Вот, батька, такот мужик не ондаёт быков». — Батька смекнул ето дело, што дело не ладно будет. Собрался и пошел к мужику. Приходит и говорит: «Здрастуйте, Иван Иваныч!» — «Здрастуйте, батюшка!» — «Вот, Иван Иваныч, вы ондайте быков — быки то ведь мои». — Мужик говорит: «Нет, батюшка, я ничего не знаю. Вы же сами проповедь читали, што, кто свешшенику ондаст, в то место бог десять даст. Ну, я и ондал вам последнюю корову, в то место нам бог десять и дал. А я етому не причинен. Мне бог дал. Как хотите́, а корову не ондам и быков вам не ондам!» Свешшенник подумал, что с мужиком не жделаешь ничего. И подал мировому о захвате быков.

Когда мировой их вызвал на суд, то мужик рассказал мировому: што вот свешшеник после литургии читал проповедь и в проповеде́ было говорено: «У кого што есть, то ондай свешшенику, в то место бох десять даст. У меня была одна корова, и я ондал последнюю свешшенику, а я же етому не причинен, што бог мне в то место десять дал». Мировой как на мужике все-таки присуждает: «Ондай свешшенику быков!» — Мужик остался недоволен, обжаловал мировой суд и подал в окру́жный. Окру́жный суд тоже присуждает: отдать свешшенику быков. Мужик опеть же недоволен, и подал пресвешше́ному в духовную консисторию.

Да, как вот, архирей получил то заявление и назначил имя́ суд и выслал повестки свешшенику и мужику. Мужик и думат: «Что ж, свешшеник поедет в город, у него есть капи́тал, поедет на почтовых и там у него всё знакомо́. А мне придется итти пешком. И там не знаю, где найти кватеру, придется ночевать уже у архирея».

Да, так и порешил. Собрался и пошол. Явилша в город, заходит пресвешшеному и подаёт ему повестку. Пресвешшеный ему и говорит: «Являйся, говорит, завтре и тогда я вас буду судить». — Когда он поворотился от архирея, пошол и завернулся невзаметно в ету спальну. Когда зашел в спальну, и влез под койку и думат: «Вот ждешь я ночую». — И лежит себе под койкой. А к архирею еждила одна дама и он с ей занимался. Когда приехала дама, то архирей и говорит: «Што же будем севодни сажать Иуду грешного в ад кромешный?» — Да, и она говорит: «Ну, так чтож». — На том дело и осталошь до утра. Што, значит, надо, то и жделали.

Утром архирей встаёт, выходит из спальны, мужик вылажит из-под койки и идет в куфню, и вот в том времени является свешшеник етот. Архирей подзывает их тогда к себе, выслушал и думает, того и другого — и спрашивает мужика: «А где же ты ночевал севодни?» — Мужик отвечат: