предполагаемого переезда Рахула в Лондон была Школа искусств.

Если бы горничная, убиравшая в комнате Рахула, глянула более внимательно на выброшенные в мусорное ведро рисунки, она могла бы сказать Промиле, что талант Рахула отдает порнографией, а это вряд ли устроило бы хоть какую школу искусств. Автопортреты еще больше поразили бы горничную, но все выброшенные рисунки представляли собой лишь комки бумаги, и она не стала утруждать себя рассматриванием их.

На пути к вилле в Старом Гоа Промила заглянула в кошелек Рахула и увидела новую, любопытную скрепку для денег; по крайней мере, Рахул так использовал эту вещицу, представлявшую собой не что иное, как колпачок серебряной авторучки.

– Дорогая, ты так экстравагантна! – сказала Промила. – Почему бы тебе не взять настоящий зажим для банкнот, если тебе нравятся такие вещицы?

– Ну, тетушка, – стал терпеливо объяснять Рахул, – я считаю, что настоящие зажимы для денег слишком слабые, они только для большой пачки. А мне нравится держать несколько мелких банкнот не в бумажнике, а так – чтобы расплачиваться за такси или давать чаевые. – Он продемонстрировал, что у колпачка серебряной авторучки очень крепкий зажим, оставалось закрепить его на кармане пиджака или рубашки – он идеально подходил, чтобы держать в готовности несколько рупий. – К тому же это настоящее серебро, – добавил Рахул.

Промила подержала колпачок в руке, перевитой вздувшимися венами.

– А это что, дорогая? – заметила она и прочла вслух одно слово, выгравированное на колпачке. – Индии… Необычно, правда?

– Да, мне тоже так показалось, – сказал Рахул, возвращая странную вещицу в кошелек.

Между тем по мере того, как доктору Дарувалле все больше хотелось подкрепиться, тяга к молитве ослабевала в нем и к нему постепенно возвращалась способность видеть происходящее через призму юмора. Обед сильно продвинул этот процесс.

– Как ты думаешь, что еще потребует от меня Святой Дух? – спросил он Джулию, которая снова попросила его не богохульничать.

Однако, чтобы проверить крепость новообретенной веры, судьба заготовила доктору Дарувалле еще более тяжкое испытание. Таким же способом, как Нэнси обнаружила местонахождение доктора, его обнаружила и полиция. Они нашли то, что все теперь называют «могилой хиппи», и им нужен был врач, чтобы решить загадку относительно причины убийства ее жутковато выглядевших обитателей. Полицейские отправились на поиски приезжего доктора. Потому что местный доктор наболтал бы слишком много лишнего о преступлении – так, во всяком случае, они объяснили доктору Дарувалле свой выбор.

– Но я не занимаюсь вскрытиями, – запротестовал доктор, однако отправился в Анджуну, чтобы посмотреть на останки.

В целом можно было предположить, что голубые крабы уже потрудились над тем, чтобы исказить картину произошедшего; да и соленая вода оказалась все-таки консервантом для предупреждения зловония. Фаррух легко определил, что несколько ударов по голове прикончили обоих, но на женском теле раны были хаотичнее. Предплечья и кисти были разбиты, указывая на то, что девушка пыталась защищаться; мужчина, очевидно, не ожидал удара.

Что Фаррух запомнит, так это нарисованного слона. Пупок убитой девушки был превращен в подмигивающий глаз; один из бивней был легкомысленно поднят, как если бы это был палец, ткнувший снизу в поля воображаемой шляпы. Нарисованные с детской непосредственностью короткие линии, расходящиеся из хобота слона, обозначали воду – «вода» как бы опрыскивала лобок убитой девушки. Такая издевательская метка останется в памяти доктора Даруваллы на все двадцать лет – он слишком хорошо запомнит этот рисунок.

Когда Фаррух увидел разбитое стекло, ему стало немного не по себе, но это быстро прошло. Вернувшись в отель «Бардез», он не смог найти кусок стекла, который удалил из ноги молодой женщины. А если этот осколок из тех, что лежали в могиле? – подумал он. Однако бутылки из-под содовой валялись повсюду. Кроме того, полиция уже сказала ему, что подозреваемый убийца был немцем.

Фаррух подумал, что версия убийства вполне в духе предрассудков местной полиции, а именно – что только хиппи из Европы или Северной Америки могли бы совершить двойное убийство, а затем опошлить его мультяшным рисунком. Как ни странно, но это двойное убийство и сам рисунок способствовали пробуждению творческих наклонностей доктора Даруваллы. Он обнаружил, что фантазирует, как если бы он сам был детективом.

Ортопедические успехи доктора принесли свои коммерческие плоды, поэтому ничего удивительного, что он снова стал представлять себя сценаристом. Но разве можно было одним фильмом удовлетворить ненасытный творческий позыв, вдруг овладевший Фаррухом, – тут требовался как минимум целый сериал с одним и тем же главным героем-детективом. И в результате так оно и получилось. В конце своего отпуска, на пароме обратно в Бомбей, доктор Дарувалла придумал Инспектора Дхара.

Фаррух наблюдал, как молодые женщины на борту парома не могли отвести глаз от прекрасного Джона Д. Внезапно доктор представил себе героя, как бы увиденного глазами этих молодых женщин. Сексуальная вспышка, вызванная мастерством мистера Джеймса Солтера, стала достоянием прошлого, всего лишь подробностью второго медового месяца, который для доктора Даруваллы остался позади. Убийства и коррупция говорили доктору гораздо больше, чем искусство литературы. И к тому же какую карьеру мог бы сделать Джон Д.!

Фарруху никогда не пришло бы в голову, что молодая женщина с большим дилдо видела тех же жертв убийства, что и он. Но двадцать лет спустя даже киноверсия этого рисунка на животе Бет живо отзовется в памяти Нэнси. Разве могло быть просто совпадением, что пупок жертвы стал подмигивающим глазом слона, а бивень неестественно задран? Лобка женщины в фильме не было, но были линии, расходящиеся к нему, и они свидетельствовали, что из хобота слона все еще лилась вода – как из насадки душа или из наконечника шланга.

Нэнси также запомнился красивый, невозмутимый молодой человек, которому ее представил доктор Дарувалла. Когда Нэнси впервые увидела фильм про Инспектора Дхара, она вспомнила эту усмешку. Будущий актер был достаточно крепок, чтобы без видимых усилий отнести ее вниз по лестнице; будущий киногерой был готов и развинтить проблемный дилдо, не выказав ни удивления, ни потрясения.

Все это она и имела в виду, когда оставляла свое бескомпромиссное сообщение на автоответчике доктора Даруваллы. «Я знаю, кто вы на самом деле, я знаю, чем вы на самом деле заняты. Скажите заместителю комиссара – настоящему полицейскому. Скажите ему, кто вы такой. Скажите ему, чем вы занимаетесь» – напутствовала Нэнси тайного киносценариста, поскольку она вычислила, кто был создателем Инспектора Дхара.

Нэнси знала, что никто не мог придумать для кино этот рисунок на животе Бет; создателю Инспектора Дхара пришлось увидеть то, что видела она. А красавца Джона Д., который теперь выдавал себя за Инспектора Дхара, – того молодого человека –