– Стража!

– Нет! – скомандовал Лука. Он пытался встать, и Ане было больно смотреть на его мучения. – Моя сестра – наследница империи, и обращаться с ней необходимо соответственно.

Морганья молниеносно развернулась к нему.

– Кольст император, – сказала она. – Я понимаю вашу любовь к сестре, но вы не можете отрицать, кто она есть на самом деле! Кровавая ведьма Сальскова!

Она повернулась к толпе.

– Разве не были вы в тот день на Винтрмахте, когда она убила восемь невинных людей, повинуясь своей чудовищной жажде крови?

По комнате прокатилась волна вздохов; несколько гостей и советников вскрикнули.

– Ты права, – сказала Ана, и взгляды всего зала были прикованы к ней, пока она медленно подходила к трону. – Я делала ужасные вещи, и мир неустанно напоминал мне о том, что я чудовище. Но ты, Морганья, такая же.

Ана замедлила шаг. Теперь их с тетей разделял лишь помост.

– Ты разве не видишь? Мы одинаковые. Но кое-кто однажды сказал мне, что сила родства не определяет нас. Нас определяет то, как мы решаем ее применить.

Глаза Луки излучали гордость.

– Мы обе знаем, что эта империя разваливается. Но мы не сможем это исправить с помощью страха или мести.

Ана подумала о словах Садова и как глубоко они врезались в ее память. Она постепенно начинала в них верить, верить, что она действительно та, кем ее считали. Монстр. Деимхов. Она прошептала хрипло:

– Прошу, мамика. Выбери светлую сторону. Мы можем помочь нашему народу… вместе.

Несколько мгновений Морганья стояла, не двигаясь. Она была похожа на каменную статую. А потом она прищурила глаза. Ее голос, спокойный и холодный, отозвался эхом во всех уголках зала.

– Я понятия не имею, о чем ты говоришь, Анастасия.

Ана почувствовала странное давление, пригвоздившее ее к месту, не позволяющее двигаться. Ее разум накрыла пелена тьмы.

Аффинит плоти, способный управлять сознанием.

Ана поняла, что они были отражением друг друга, она и ее мамика. Обе были рождены со страшной силой родства. Обеих мир воспринимал как зло.

Во всем есть светлая и темная сторона.

Морганья сделала свой выбор.

Со всей силой и яростью, Ана потянула за кровь Морганьи.

Морганья открыла рот и вскрикнула. Она споткнулась, начала падать, пытаясь удержаться за трон. Меньше чем за секунду она снова превратилась в сломленную, напуганную девочку.

– Прошу, – плакала она, протягивая дрожащую руку к Луке.

– Стража! – Лука поднялся на ноги, придерживаясь за трон, чтобы устоять. – Отведите графиню Морганью в подземелья для допроса. Как ваш император, я приказываю вам подчиняться указаниям наследницы престола. Мы перевернем этот дворец, но найдем яд, которым пользовалась Морганья.

Большой тронный зал погрузился в хаос. Советники и гости кричали, пытаясь осмыслить разворачивающиеся у них перед глазами события. Ана не сводила глаз с помоста.

Она одна заметила, как Морганья посмотрела на Луку. Взглядом, сулившим смерть.

Ану внезапно обуял страх. Что-то подсказывало ей: вот-вот случится нечто неописуемо ужасное.

Ана подбежала к помосту.

– Лука! – крикнула она.

Она не знала, почему зовет его. Она понимала лишь, что ей нужно быть рядом с ним.

Брат повернулся к ней. Улыбка стерлась с его лица, когда он увидел испуг сестры.

– Лука!

Ана сосредоточенно следила за скрюченной фигурой Морганьи и направляла всю мощь силы родства на нее, прижимая ее к полу и не позволяя двигаться.

Камень в груди стал немного легче. Еще десять шагов. Она еще сильнее надавила на Морганью. Ты не причинишь ему боль.

Краем глаза она заметила движение. Из-за бело-золотого трона Луки появилась рука. Пальцы, бледные, длинные и страшно знакомые, обвивались вокруг какого-то предмета. И это был не кнут.

Улыбаясь, Садов вонзил клинок в грудь Луки.

Время остановилось. Весь мир – со своей кровью, телами, криками – отошел на второй план. Остался только Лука, и медный привкус его крови в воздухе, усиленный силой родства.

Брат упал. На лице его было умиротворение, и лишь в глазах блеснул огонек удивления.

Кто-то кричал. Нет, она кричала. Сила родства росла, вырывалась наружу, не подчиняясь ей. Люди исчезали с ее пути, как фигуры, сброшенные с шахматной доски.

Ана взлетела по ступеням помоста и бросилась к телу брата. Трясущимися руками она осторожно обняла его. Голубой ковер был запачкан кровью; она стекала Ане на ладони и ноги, впитывалась в мягкую ткань ее платья.

Кровь. Ее сила родства, ее дар и ее проклятие.

– Лука, – голос Аны сорвался. Его взгляд был затуманен болью, но безмятежен, как травяной луг в лучах солнца. Он дышал со страшным хрипом. Ана положила руку на его рану, приказывая крови вернуться назад, назад, назад в тело.

– Тссс, – прошептала она. – Я здесь, братик. Тссс.

Лука раскрыл рот. Она поднесла ухо к его губам.

– Малая, – прошептал он слабым голосом.

– Я… скучал по тебе.

Ана плакала.

– Мне так много нужно тебе рассказать. Мы… мы это исправим. Мы все исправим. Вместе, Лука.

– Ты… вернулась, – прохрипел он.

– Да, вернулась, – всхлипнула Ана, укачивая его в своих руках и прижимаясь лбом к его лбу. А потом она вдруг подняла голову и крикнула: – Лекарь! Нам нужен лекарь – немедленно!

– Ана, – прохрипел Лука. – Сестричка. Я… устал.

– Держись, – умоляла Ана. – Сейчас прибудет помощь – лекарь!

Ее голос сорвался.

– Пожалуйста!

Она повернулась к Луке.

– Держись. Я здесь. Сестричка здесь.

Ресницы его затрепетали; он пытался не закрывать глаз. Он сделал попытку покачать головой.

– Не сестричка, – прошептал он, и его глаза вдруг расширились, загораясь ярким огнем. Напрягшись, он втянул побольше воздуха.

– Императрица.

– Лука, – в слезах звала Ана.

– Обещай… мне.

Слова пронзили ее сердце.

– Я обещаю.

Лицо Луки осветила улыбка, как будто солнышко показалось после дождя. Его тело расслабилось. Он смотрел на нее с любовью, взгляд его был светел, и на секунду они снова стали детьми, улыбающимися друг другу и данному про себя обещанию.

– Я передам папе и маме…

Он не закончил фразу. Лицо его стало умиротворенным. Он замер, а его травянисто-зеленые глаза продолжали смотреть на нее, как будто он вот-вот собирался раскрыть ей секрет.