32

Преследовавшим – Княжича отрядом теперь начальствовал другой помощник Одоевского, его левая рука. Он не был столь бесстрашен, как Афонька Рубленный, но был умней своих погибших предводителей обоих вместе взятых. А потому, увидев, что казак вернулся и, вынув саблю, мчится им наперерез, приказал:

– В бой с ним не вступать, супостат, похоже, напрочь обезумел. Как подъедет – бейте по коню, а самого разбойника берите на арканы.

И на этот раз не принял бог лихого атамана. Видать, и он запутался в Ванькиных с Еленкою делах, а потому решил – пускай-ка поживет да пострадает за веру праведную, заодно своей подруженьке прощение заслужит, негоже отдавать такую умницу-красавицу черту на потребу.

Когда Иван приблизился к преследователям, те, замест того, чтоб окружить и порубить его, осадили лошадей да вдарили, кто с лука, кто с пищали. Пронзенный более, чем десятком пуль и стрел, Лебедь рухнул на зеленый лед. Княжич, кувыркнувшись через голову, пролетел еще саженей десять. Зашибся он довольно крепко, но шеи не свернул, даже руки-ноги уцелели. Только встать ему уже не довелось. Как только Ванька приподнялся, рассекая воздух свистнули арканы – один, другой и третий.

– Слава богу, повязали казачка, – облегченно вздохнул один из царских воинов, видимо, начальник, и с радостной усмешкою добавил: – Тащите, братцы, душегуба к государю на расправу.

Волочась уже по жесткому, шершавому снегу, Иван услышал где-то позади одинокий выстрел.

– Это кто там без толку палит? – окрысился строгий предводитель.

– Да это я коня его добил, – виновато пояснил подъехавший к нему боец. – Живого места на нем нет, а все не помирает, даже ползти пытался вслед за нами. Вот я и сжалился. Уж шибко животина славная.

– Ты бы лучше седока пожалел. Ему сейчас такое предстоит, что в самом страшном сне не увидишь. Интересно, как царь казнить его прикажет, – засмеялся старшой.

«Вот и Лебедя нет», – подумал Княжич и закрыл глаза. Смотреть на белый свет просто не было сил. Пыток Ванька не боялся, в душе была такая боль, что ни с какой телесной мукой не сравнится.

33

Иван Васильевич по-прежнему стоял посреди двора, теперь уж в гордом одиночестве. Десятка три бойцов, что остались охранять его, топтались поодаль, не смея глаз поднять на повелителя.

– Кутерьма какая-то, – сердито размышлял государь. – Все вроде бы по Васькину навету получается – и лазутчица шляхетская, и казак, а Новосильцева-то нету. И станичников всего лишь трое. Конечно, Митька отродясь был с придурью, не от мира сего, но даже он всего с тремя сподручными не стал бы заговор затевать. В это время на крыльцо из терема вышел Трубецкой.

– Ну что, споймал отступника? – рыкнул царь.

– Нет, надежа-государь, что-то тут нечисто. Здесь и духу Новосильцева нет. В покоях княжеских одни лишь бабьи наряды валяются да дитячья колыбель стоит.

– Сам вижу, но не мог же он сквозь землю провалиться, – уже более спокойно пробурчал Иван Васильевич. В этот миг в воротах показались воины Одоевского. Увидав, что они тащат на арканах казака, царь радостно воскликнул: – Сейчас узнаем, что к чему.

Он никак не ожидал такой удачи, поэтому подумал про себя: «Ох и наградил господь народишком, только плаху с петлею уважают. Ишь, как карой смертной припугнул, так и черта сподобились поймать.

– Догнали? – коротко спросил Иван Васильевич начальника отряда.

Тот довольно ухмыльнулся и уже собрался было приврать, что лишь благодаря его геройству да проворности удалось настигнуть беглеца, однако вовремя одумался. Опричники Грязного-то все видели, тут же уличат во лжи, а потому, пожав плечами, недоуменно вымолвил:

– Его и догонять не пришлось. Совсем какой-то бешеный варнак попался. Уже до лесу доскакал, а потом назад поворотил да сам на нас накинулся. Ну, а тут уж мы не оплошали.

– Молодец, что не врешь. Будь пока заместо Никиты, дальше поглядим. Ты, я вижу, парень, не дурак, правильно уразумел – награда то ли будет, то ли нет, а за обман наверняка царь снимет голову, – благосклонно изрек государь и тут же деловито осведомился: – А с чего он возвернутьсято решил?

– Мне то неведомо. Ты об этом, государь, его спроси, – смиренно вымолвил счастливчик, кивнув на Княжича.

Иван Васильевич повернулся к пленнику и уже хотел распорядиться, чтоб охранники подняли казака, но тот сам ловко вскочил на ноги, несмотря на связанные руки, и отрешенным взором уставился в небесную синеву.

– Харю, сволочь воровская, поверни, с тобою государь всея Руси разговаривает, – взревел помазанник божий. Станичник покорился, но от его покорности царю сделалось не по себе. Дерзким, преисполненным разбойной лихостью взглядом на него смотрели карие, в зеленую искорку глаза, точь-в-точь такие же, какие были у Георгия Победоносца на иконе в Коломенском монастыре. Иван Васильевич аж вздрогнул и невпопад спросил: – Где Митька Новосильцев?

– На погосте лежит, как и положено усопшему.

– Так он что, помер?

– Да уж скоро год, как от ран скончался, тех, что за отечество и веру, а к ним в придачу батюшку-царя на войне от шляхты получил, – с явною издевкою сказал Иван.

– А ты кто будешь?

На сей вопрос Ванька не ответил. Дернув скрученными за спиной руками, он вновь уставился своими пестрыми очами куда-то вдаль, давая тем понять, что связанным не станет дальше говорить.

– А ну-ка развяжи его, – распорядился чуть ошалевший от подобной наглости надежа-государь.

– Надо ли, уж шибко он отчаянный, – попытался возразить новоиспеченный начальник царской стражи.

– Сам знаю, что отчаянный, а ты тогда зачем? Чтоб охранять меня иль даром хлеб мой жрать? – язвительно спросил Иван Васильевич.

С царями спорить вовсе не положено, а уж, когда они правы, тем более. Начиная понимать, что повышение сулит ему не только выгоду, но и много новых, тягостных забот, преемник Одоевского тяжело вздохнул и, вынув нож, принялся кромсать веревки.

Государь тем временем с интересом разглядывал пленника. На первый взгляд, тот имел весьма плачевный вид. Аж посиневший от холода, с пробитой головой, в изорванной рубахе, сквозь которую виднелись многочисленные ссадины и раны, он, казалось, едва держался на ногах. Однако, как только путы слегка ослабли, израненный мятежник расправил плечи и бесстрашно заявил:

– Я казак.

– Вижу, что не инок, – усмехнулся государь. – Как звать, спрашиваю.

Гордо вскинув голову, станичник с вызовом изрек:

– Иван Княжич, первый есаул Хоперского полка войска вольного, казачьего.

– Что-то я не слышал про такое войско.

– Дай срок, еще услышишь.

Княжич явно дерзил, так с царем еще никто не разговаривал, но на то у атамана были свои причины. Ваньке просто не хотелось жить и, чтоб скорей прикончить всю эту канитель с расспросами-допросами, он был готов не только дерзить, но и послать властителя всея Руси куда подальше. Впрочем, царь уже уразумел, к чему стремится пленник. «Погибель ищет молодец, оттого и возвернулся. Интересно, с чего бы это, в его-то годы, – подумал он, но, вспомнив про полячку, сразу догадался что к чему. – Наверняка, из-за той девки, которая зарезалась. Что там Трубецкой-то про дитячью колыбель болтал? Похоже, казачок по старой дружбе не только в князя Дмитрия имении гостил, но и с вдовушкой его ребенка прижил. Так что, брат, не хорохорься, теперь не только тело, а и душа твоя в моих руках. Посмотрю, как ты, храбрец, запоешь, ежель я пащенка27 твово велю искать. В ногах валяться станешь у меня, просить пощады своему отродью», – от этих мыслей государь повеселел. Поэтому, когда один из Васькиных опричников, желая выслужиться, завопил, как оглашенный: