будем вместе с нею вспоминать нашего сына, которого ты оставила в своем дворце.

— Как? Ты отец моего любимого, моего доброго птенчика?

— Моему сыну надо стать еще добрее.

— А почему он не умеет говорить так же хорошо, как ты?

— Потому что он не дал себе труда учиться и повернулся спиною к свету, отказавшись почитать великого божественного избранника.

— А твоя жена?

— Жена моя находится в Джиннистане, она слишком любопытна и за это была наказана — по своей воле туда не попадают и оттуда не возвращаются, когда захотят.

— Так она у Сетель Педур Джинатиль?

— Именно так.

— А ты любишь Звезду Семи Морей?

— Я люблю только то, что вышло беспорочным из рук Всемогущего, но, когда Сетель Педур Джинатиль покинет свое царство, я увижу ее.

— Разве такое возможно?

— Ей стоит лишь пожелать.

— Наверное, это плохо, что я собираюсь навестить ее?

— Сама того не зная, ты подчиняешься высшей воле.

— Ты покорил мое сердце, прекрасный птах, позволишь ли принести тебе твоего сыночка?

— Нет, не надо, ведь он — джинн и мне придется его убить, но придет час, и я увижу и сына, и его мать.

— Позволь мне отведать плод с этого дерева.

— Обычная женская прихоть. Именно так праматерь ваша навлекла на себя и на всех людей гнев Божий. К тому же сей плод — не более, чем видимость: вкуса ты никакого не ощутишь. Зато змей настоящий — он укусит тебя за пятку, и тебя пронзит боль, а радости ты никакой не испытаешь.

— Так это и есть знаменитое Древо познания?

— Это его символ.

— А где же находится Древо жизни?

— В саду Великого Пророка{196}.

— О дивный птах, раз уж ты всё знаешь, скажи, когда и зачем возникло море?

— Всё знает только Творец. А море появилось в тот день, когда взбунтовался и был наказан Кокопилесоб. Непокорным мятежникам пришлось выкопать его.

— Любезное создание, скажи, я могу поесть других плодов из этого сада?

— Зайдите в беседку, что находится в конце этой аллеи, там вам подадут всё, что душе угодно. Именно там Мухаммад молился и совершал омовения.

Слушая этот разговор, Симустафа с сожалением понял, что его ненаглядная владычица Джиннистана не угодна Великому Пророку. Сердце рыцаря сжалось: вера в нем боролась теперь с любовью.

Войдя в беседку Мухаммада, прекрасная чета нашла всевозможные плоды и ягоды, кои соединяли в себе красоту и тонкий вкус. Насладившись ими, Симустафа оставил жену беседовать с птахом, а сам вернулся во дворец, дабы предупредить главного евнуха, что он с царевной собирается уединиться на шесть дней в саду и что в это время они ни в чем не будут нуждаться. Набожность всегда служит похвальным предлогом, и рабы были далеки от того, чтобы что-то заподозрить.

Симустафа нашел Ильсетильсону под деревом и тоже пожелал поговорить с умным птахом.

— Понадобятся ли мне джинны перстня и ларца?

— Даже тот, кто чувствует себя очень неуверенно, — услышал он в ответ, — не может прибегать в этих местах к какой-либо силе, ибо в лучшем случае он превратится в ее раба. Но у тебя нет нужды в помощи такого рода. Возьми мое перо, оно перенесет тебя к Сетель Педур Джинатиль. Отдай его моей жене, оно заставит ее вспомнить обо мне и даст нам возможность воссоединиться. Она должна хорошенько спрятать его в своем хвосте, ибо там, где ты будешь, всё, что исходит от меня, внушает опасения. То, что я даю тебе, кажется слабым средством, однако в руках Создателя нет ничего малого и бесполезного.

Дивный птах расправил хвост, и из него выпало перо, которое в тот же миг превратилось в удобную сверкающую колесницу. Царевич и царевна сели и тут же перенеслись к подножию трона Сетель Педур Джинатиль. Царица поспешила обнять гостей. Она распустила диван свой, которым была недовольна. Джинны удалились, бросая на земную чету презрительные взгляды, что не укрылось от их госпожи, но она сдержала гнев.

— Я посадила бы вас на мой трон, — сказала она, — но, боюсь, вам будет не по себе, так же, как и мне. В сердцах подданных моих зреет бунт, моя привязанность к вам настораживает их, ей они приписывают все мои желания и приказания. Из доброты своей я не позволяю им творить зло на земле, о власти над которой они мечтают, предупреждаю бури и войны, и они полагают, что это любовь к Симустафе мешает исполнению их замыслов. Я заковала Бахлисбула в цепи посреди пустыни, но его неугомонный дух продолжает вредить мне. Однако никакие трудности не изменят моих чувств к вам, я разорву все нити, связующие меня с моими подданными. После того как они нарушили свой долг, нас уже ничто не объединяет. Я мечтаю о том дне, когда укрепится мой союз с вами обоими. Мое сердце освободилось от всяких оков, но вы должны помочь мне укротить и успокоить мой дух. Оживите лаской и нежностью душу, утомленную окружающей смутой и постоянной борьбой. Я знаю, откуда вы прибыли, все здешние красоты не возместят вам чистейшей прелести Кассер-иль-Араиса, подруга птаха, с которым вы там познакомились, без конца рассказывает мне о трогательных чудесах его волшебного сада. Именно оттуда, сказала она, снизошел на наш мир свет истины, и там он продолжает сиять неустанно. Как жаль, что я не могу сегодня же отправиться вместе с вами в этот уголок покоя и услад! Когда я завожу речь о счастье, моя птица повторяет лишь одно только слово «Кассер-иль-Араис». Но она предупредила меня, что сад открыт лишь для мусульманина — потомка наместника Божьего на земле, а значит, брака с Симустафой будет недостаточно, и, если благородная Ильсетильсона не согласится принять меня, двери к истине, счастью и покою будут навсегда для меня закрыты.

— Неужели я откажусь назвать тебя своей сестрою? — воскликнула Ильсетильсона. — Твои сомнения разрывают мне сердце, ты завоевала его, оно принадлежит тебе так же, как Симустафе. И я счастлива, что могу отдать тебе половинку себя, ибо знаю, что я всем обязана твоему благоволению!

— Друзья мои, — продолжила Сетель Педур Джинатиль, — мы проделали большой путь, но до конца еще далеко, я еще царствую и не сломала волшебную палочку, которая служит мне скипетром, не разбила талисман, доставшийся от предков. Здесь я