– Итак, – сказал он, – ты наконец ожил. Я напишу объявление об этом на двери Бычьего двора, чтобы не сбивать понапрасну ноги. Крепко ты спишь. Проспал целое землетрясение, пока все чужеземцы рядом с тобой взывали к своим богам. Я было решил – помер, а ты просто спал как младенец.

– Землетрясение? – Я недоуменно огляделся и понял. – Ну да, конечно. – Я вспомнил, как ощущал рядом с собой присутствие грозного бога; но тогда усталость не позволила мне осознать полученное предупреждение.

– Вообще-то ничего особенного, – заметил он. – Только в кухне ухнула полка с горшками. А вам, «журавлям», придется снова ловить быка. – Он поглядел на меня. На этот раз нас никто не слышал.

– Что ему дали? Я ощутил что-то в его дыхании.

– Откуда мне знать? – Актор огляделся. – Должно быть, того зелья, которое собачники дают своим псам перед тем, как стравить их. Собаки обычно выживают, но, как подобрать дозу для быка, и не сообразишь. – Не разгибаясь, он присел на пол возле меня и заговорил шепотом: – Кое-кому, имени называть не стану, сегодня не повезло – в мошне у него оказалась дыра. Но если ему потребуется еще талант[98]золота, то ждать придется до лета, когда придут его корабли.

– Золота?.. – переспросил я, ощущая, как медленно ворочаются в голове мысли; должно быть, знахарка подмешала в питье мак.

Актор продолжал:

– «Тени говорят», – слова эти у критян означают, что они ручаются за сказанное, – что какая-то хворь подточила его сокровищницу. Его люди целый день рыщут по Кноссу, собирают долги с процентами, продают обязательства, занимают у финикийцев. Ты сам знаешь, как на вас ставят. Три месяца назад было поровну, а сейчас шесть к восьми, и все равно у игроков голова болит. Ты только подойди к кому-нибудь и скажи, что ставишь на жизнь Тесея, – тебя и слушать не захотят; те, кто ставит против «журавлей», рискуют. Но сегодня утром мне сказали, по всему Кноссу начали ставить на вашу смерть. Сто к одному и даже больше, тихо так – то тут, то там. И примерно в одно время, чтобы не сбить ставки. К чему бы это?

– К чему? – переспросил я. – О чем может знать простой мальчишка с материка? В моей деревне обо всем этом и слыхом не слыхали. – Голова моя кружилась.

Актор поглядел на меня, поскреб голову.

– Лучше проспись, парень, а то у тебя и впрямь туман в голове. – И ушел.

Веки мои налились свинцом, сон припал ко мне, как любовница. Но я подумал: если засну, то потом решу – все это лишь привиделось мне во сне. Увидев неподалеку Аминтора, я поманил его к себе:

– Хочу тебе кое-что сказать. Приведи и Фалестру.

Оба склонились над моей подстилкой, глядя на меня, как на хрупкую вазу.

– Успокойтесь, – проговорил я, – Минотавр ничего не знает. Он сделал это ради золота.

Если бы я заговорил по-вавилонски, их лица не могли бы выразить большего недоумения. Я не винил их в этом.

– Минос мертв. Можете в этом не сомневаться. Тело спрятали где-нибудь в Лабиринте – как мертвого вора. Астериону нужно время, чтобы купить друзей и войско, но на сокровищницу можно посягнуть, лишь когда станет известно о смерти царя. Трудное положение, а? «Застрял между рогов» – как у нас говорят. Поэтому он и велел опоить быка.

Они глядели на меня раскрыв рот, как парочка деревенских дурачков. Я чуть не расхохотался.

Наконец Аминтор неторопливо проговорил:

– Так значит, ему понадобилось золото? Но ведь мы, «журавли», целый год плясали для него!

Фалестра, запрокинув голову, запричитала:

– Матерь Кобыл! – Она действительно напоминала истинную дочь Посейдона Гиппия – густая темная грива развевалась, ноздри вздувались: уперев кулаки в бока, сверкнув голубым белком глаз – словно норовистая кобылка. – И что за люди эти критяне? И сами они, и их ванны, и вечная болтовня о варварах… Пустынники, пустоголовые тыквы. Тряхни – и загремит! Тесей, почему мы ждем?

В прежние, элевсинские, времена Аминтор заговорил бы первым. Но сейчас он раздумывал. Черные брови сошлись над ястребиным носом, рука его легла на место, где должен находиться кинжал.

– Тесей, – проговорил он, – как этот человек презирает нас!

Я кивнул:

– Он никогда этого и не скрывал.

– Каждый истинный муж имеет право на месть. Если бы он пошел на это, узнав про оружие на Бычьем дворе, я бы не стал его ни хвалить, ни ругать. Но ему известно, кто мы такие, и все же он продал нас, как ненужную вазу в голодный год. Клянусь чернорогим Посейдоном, Тесей, этого довольно. За такое Минотавр заплатит своим сердцем.

Утром вновь явилась старуха с согревающими мазями. Я спал как убитый, рана на ноге успела подсохнуть и казалась скорее царапиной. Мышцы, как выяснилось, не были разорваны, а лишь растянуты – достаточно больше двигаться, и все. Я собирался вечером побывать в святилище и узнать, известно ли Ариадне о смерти Миноса. Если они успели запереть вход к нему, ей придется идти потайным ходом. Но что же она может сделать, даже узнав об этом, она или Перим, или Электрион, или кто-нибудь из нас, обитателей Бычьего двора? Того, кто знает о смерти царя, и обвинят в его убийстве. И с каждым днем нашего бездействия Астерион набирал силу.

Проделав упражнения, я почувствовал себя лучше, однако мысли эти угнетали меня. Я стоял среди «журавлей» – с Фалестрой и Касом, куратором «кречетов», сыном родосского пирата, попавшим в рабство в тот день, когда отец его угодил на виселицу. Все рвались к действиям; я держался приветливо, в душе презирая себя за уныние – ведь ничего плохого со мной не случилось. На противоположной стороне двора «дельфины» устроили петушиные бои. Шум становился все громче и начинал досаждать мне. Наконец, не желая того, я воскликнул:

– Пусть они прекратят этот гвалт.

– Что такое, Тесей? – осведомилась добрая Фива. – У тебя до сих пор болит голова?

– Нет, – отвечал я, на этот раз осознавая себя. – Это предупреждение. Земля снова содрогнется, но не слишком сильно. Только лучше не шуметь, когда бог в гневе.

Они приутихли. Я заметил, как Кас поглядел вверх на огромные балки и переступил ногами.

– Не думаю, что будет сильно трясти, – сказал я: голову мою не давило, просто кололо. – Но пусть они ведут себя потише и отойдут от стен.

Нефела направилась к игравшим, молодежь бросилась ей навстречу, петушки тем временем подскакивали, били шпорами и клевались. А потом замерли с виноватым видом, словно бог успел предупредить и птиц. Голову мою сдавило, каждая мелочь раздражала меня, ступни кололо. Тут вернулся Актор с кем-то из плясунов – наверняка ему передали мои слова о предупреждении.

– Что случилось, Тесей? Почему бы тебе не лечь, если у тебя еще дрожат ноги? Незачем волновать Бычий двор этими россказнями.