Я снова кивнул. Поддерживать имидж тупого вояки, было выгодно. Пусть расслабится, пусть чувствует себя на голову выше.

Обычно, такое прикрытие, «безбашенный тупой вояка», я использую на «стрелке», когда на крышуемые моим ЧОП фирмы, наезжают отморозки. Правда сейчас, в охранном бизнесе, «крышевание» называется комплексным обслуживанием. Неожиданно пригодилось здесь.

Хотя, Олег прав. Больше всего меня раздражает не возможная активность врага, а ее отсутствие. Нет ничего хуже бездействия, ожидание изводит меня. Когда угроза становится реальной, меня захлестывает адреналин, я всегда готов к бою.

— Хорошо тебе живется, — иронично продолжил Олег. — Большинством людей движет любовь к деньгам, власти и бабам. А тебе ничего не надо, кроме девок разумеется… Этакий стойкий оловянный солдатик.

Я деланно вздохнул:

— Похоже так. Но ты забыл, что есть еще совесть, честь и справедливость. Разве они ничего не значат?

— В мире, все изменчиво, неизменны только материальные ценности. Они, значат многое.

— Мне ближе другие…

— Наивный. Думаешь, Адам оценит, что ты весь вот такой честный, и позаботится о тебе, твоей семье, случись что с тобой? Из-за того что ты предан и как тупой баран, суешь голову куда не следует? — Олег, сцепил руки за головой, снова откинулся на спинку стула и с ухмылкой смотрел на меня. — Да срать он хотел на тебя. Пока ты ему нужен вы вроде друзья, а потом… — он сплюнул на пол. — Плюнет и разотрет. Подумай, тебе то для чего все это?

— То, что я сказал про работу, тебя не устраивает?

Желтухин безнадежно махнул рукой:

— Меня все устраивает.

— Олег, а как же совесть? — настаивал я.

Желтухин искренне расхохотался:

— Если у человека есть совесть, у него наверняка нет денег — аксиома. Не слышал?

Мимо меня скользнула официантка, держа на вытянутой над головой руке поднос с коктейлями. Я даже пригнулся к столу, чтобы она могла пройти, не уронив на меня стаканы.

Музыка в кафе — звучала знакомая мелодия, но кто ее исполняет, я не знал — была чрезмерно громкой и заставляла нас повышать голос. Любят арабы громкую музыку, чтобы было как на базаре, — это мешало разговору.

Желтухин долго смотрел на проходящих по улице туристов, задержав взгляд на стройной брюнетке с большим бюстом. Помолчали. Олег закурил, и я тоже стал смотреть на променад, по которому двигались нескончаемые толпы людей: как будто в центре Москвы на День города… Немцы, сидевшие рядом, готовились уйти и стали рассчитываться. Старый египтянин ел круглый пирог, — хававши.

Официант принес наш заказ, люля кебаб и колбаски. Я попросил кофе покрепче, а Желтухин заказал каркаде.

— Ты пробовал египетские колбаски? — спросил Олег накалывая колбасу на вилку.

Я мотнул головой.

— Рекомендую. Натуральная баранья кишка, с рисом, специями… М-м-м, пальчики оближешь. Момбар называется.

Мы стали активно закусывать. Потом Олег снова наполнил стаканы. Потом мы пили, причем Олег просто заглатывал виски в один присест, до тех пор пока бутылка не опустела. Болтали обо всем, обходя тему шантажа.

— Шишу будем? — спросил Олег, разливая остатки виски по стаканам.

— Давай, — согласился я, решив, что триста пятьдесят граммов виски вполне совместимы с кальяном. — Последний вечер, можно все…

— Крайний, — поправил Желтухин, и загадочно добавил, — говоришь все можно?

Я легковерно кивнул.

Олег поднял руку и долго что-то объяснял подошедшему официанту, музыка орала так громко, что я ничего не услышал, да в общем-то и не старался. Когда официант ушел, Олег сообщил:

— Кальян принесут на дыне, а мы пока догонимся абсентом.

— Мешать-то на хрена? — попытался возразить я.

— Да ты попробуй, понравится.

— Пробовал, не очень.

В переулке заработал отбойный молоток, наверное здесь как и в Москве, даже по выходным, меняют тротуарную плитку.

Старый египтянин — начал громко разговаривать по телефону, при этом возмущенно жестикулируя при этом, поднялся со стула и вышел из кафе, так и не доев пирог. За его столик тут же устремилась парочка, по виду англичан: он, несмотря на молодой возраст, был толст и неуклюж, она — высокая, белокурая и изящная как манекенщица.

Нам принесли запотевшую бутылку абсента и две узенькие рюмки. Официант поставил на стол тарелку с несколькими кубиками рафинада и дольками лайма, затем наполнил рюмки зеленой жидкостью. Я не люблю абсент, но делать было нечего.

Олег поднимает рюмку, я следую его примеру.

— За успех! — язвительно, с насмешкой, говорит он.

Выпили. Я закусил лаймом, он кусочком сахара.

Олег привстал из-за стола и махнул рукой подтянутому мускулистому и загорелому красавцу арабу, весьма похожему на сутенера. На нем были джинсы, белая дизайнерская рубашка расстегнутая у ворота, и, зализанные гелем волосы. Красавчик подошел, кивнул мне, поздоровался за руку с Олегом и присел за наш столик. Олег подался вперёд, его карие глаза заглядывают в глаза египтянина. Они переходят на заговорщицкий шепот. Я оглянулся. Ничего подозрительного. «Англичанка очень хороша», — снова подумал я. Сутенер ушел, Олег наполнил рюмки.

Потом неулыбчивый кальянщик, из-за очень темной кожи я подумал, что бедуин, долго устанавливал на столе медный кальян с большой стеклянной колбой, выложив на тарелку три сменных мундштука, я подумал, что первый раунд закончился. Мы не чокаясь выпили. Как меня когда-то учили, при начальной стадии установки контакта, спорить надо умеренно, не поддакивать и не подыгрывать: Олег увидел меня таким, каким и считал, тупым солдафоном. Сейчас начинался второй раунд переговоров, надо собраться, и установить раппорт, который позже, я специально разрушу… Наживка, предложение, угроза — эту, старую как мир тактику, я держал в запасе; неизвестно еще как сложится беседа.

Поначалу я постарался настроится на одну волну с Олегом, начал с асимметричной подстройки под его позу. Он сидел скрестив ноги, по-американски положив одну на другую, — в закрытой, оборонительной позиции, я сложил руки на груди. Он почесал нос, я поправил прическу, стал придерживался одного с ним темпа речи, стараясь попадать в его интонации…

Пока Желтухин, блаженствуя, раскуривает кальян, и вдыхает ароматный дым, я, дотронулся до лба, и слегка помассировал точку «минтан», она находится между бровей — активировав «якорь», который называю Наблюдатель. Наблюдатель служит для холодного считывания противника. Теперь я вполне готов к работе (если конечно забыть про выпитое виски), и для начала мне надо определить ключи доступа, так это называется у нлперов, моего визави.

Мы курили кальян и продолжали легкий треп, как два старинных приятеля оттягивающихся на курорте. Я поинтересовался как давно он стал ныряльщиком, какие моря освоил, а в какие только собирается погружаться, внимательно наблюдая за его реакций. Задавал и другие ничего не значащие вопросы, не проявляя какой-либо