в небо, видел свой острог, лошадей, казаков внизу, сияющий на солнце шлем Истомы и себя. Задрав голову, Филипп увидел синие радужки отраженные в небесном взгляде.

Он не сразу понял, что Истома давно уже что-то говорит ему.

– Я дам тебе в мале годины [немного времени] покамест. Обаче соврешь – пеняй на себя. С торговли сый дрянью две трети буде приносить мне.

– Две трети, да ты спятил, Истома, это невозможно, – вяло сказал Филипп, борясь с накатившей сонливостью, – знаешь сколько уходит на доставку, выращивание, на охрану обозов… Ты просто режешь на корню.

Истома толкнул его в грудь.

– Ты позабыл кто ты? Я напомню – никто! На сей земле един хозяин и все в его области [власти]. Единаче и ты и сие сраное поле.

– Она отравила тебя, Истома, – говорил Филипп заплетающимся языком, – я тебя предупреждал, но…но… будь по-твоему…

***

Аким бешено вращая глазами расхаживал по избе, бил громадным кулаком в стены и косяки. Сегодня разбойники Истомы отсекли голову его другу Егору. Другие эмоциональные братья из ближних – Игорь и Севастьян тоже ругались, матерились, обсуждая как лучше напасть на Истому, как отомстить. Самые верные – Данила, Антон, Филин, Савка молчали, хмуро поглядывая на Филиппа, понимавшего, что душой они сейчас со своими братьями. Только Бес выглядел спокойным – он сидел в углу на сундуке с бумагами и протирал ветошью свою пыжатку.

Завадский сам еще не совсем пришел в себя – полчаса назад он нашел Капитошку с младшей сестрой, которая в момент нападения была у нее в гостях в тайном лазе, вход в который был оборудован у них на дворе в сарае за отъезжавшей на спрятанных колесиках деревянной платформе. Но не всем женщинам в «Храме Солнца» повезло укрыться. Люди Истомы убили двадцать двух человек, изнасиловали и ранили несколько девушек. Каким-то чудом казаки Истомы тоже потеряли одного из своих – разбойника, тащившего девчонку за сарай нашли мертвым со стрелой в шее.

– Филипп! – подскочил к нему Аким. – Упустим убо! Абие надобе гнати за ними да брать ночью на первом же увале!

– Успокойся.

– Чево? – Аким захлопал глазами.

– Ты порешь горячку.

К Акиму присоединились голосистые Севастьян с Игорем.

– Брат! Они уранили наших! Истнили баб! У Антифея родного брата зарезали!

Тут в избу ворвался Серапион с растрепанной бородой и волосами.

– Все… Все из амбаров выгребли, скот забрали, со… собаки! – задыхаясь сообщил он плаксиво.

– А ну чего раскудахтались яко бабы! – громыхнул «воеводским» голосом Мартемьян Захарович и все притихли, но ненадолго.

– Нельзя малакаться! Надобе в погонь, да поживее! Покамест недалече ушли! – выкатил на него безумные глаза Севастьян, но его отодвинул Аким, с недобрым прищуром выйдя в центр избы.

– Я не разумею, братцы, вы еже бы встали с понурыми рожами? – оглядывал он каждого. – Позняетесь сожрать овое унижение? Я верно разумею?

– Что ты предлагаешь? – обратился к нему Филипп, глядя в глаза с высоты своего роста. – Гнать две сотни бойцов на полтысячи головорезов с пушками? Даже если нам повезет, мы потеряем почти всех, а через неделю сюда придет тысяча новых из гарнизона.

– Ин еже сегда? – развел руками Аким. – Сие все?

– Уймись, Аким. – подал голос Данила. – Брат Филипп прав. Мы токмо погубим своих.

Аким криво усмехнулся.

– Ин ладно. Сидите по углам! Мы сами.

– Кто вы? – не понял Завадский.

– Мы с братьями!

– Хочешь сдохнуть? – спросил Бес.

– Не хочу статься сташивым [трусливым] выблядком!

– Да закрой ты уже пасть, Аким! – Филипп строго глянул на него, и убедившись, что Аким заткнулся, обвел взором остальных. – Мы не будем ни за кем гнаться! Мы едем в Ургу. Сосредоточьтесь на этом, нам понадобятся силы, потому что если у нас получится там, мы раздавим этого Истому здесь, а если нет, он сделает это с нами. Хотите победить – наберитесь терпения. Мы отомстим этой мрази и всем, кто причинил вред нашим братьям и сестрам. Но сейчас… пускай Истома думает, что мы покорились, что ничего не изменилось. Пусть думает, что он главный. Когда мы наберем силу, а он потеряет бдительность, тогда и снесем эту тварь!

Некоторые братья задумались, а иные осторожно кивнули.

– Ин елико ждать? – не унимался Аким.

Филипп снова подошел к нему, поглядел в глаза.

– Ты еще не понял? Ярость растворила твои мозги?

Аким, наконец, отвел взгляд и нахмурив брови с обиженными видом отошел в сторону.

Поняв, что возражений больше не будет, Филипп устремил взгляд на старца.

– Серапион! Позаботься о родственниках погибших и похоронах. Проведи ревизию того, что осталось и распредели между людьми максимально экономно. До осени общине придется туго. Мы должны это пережить. Понадобится твой опыт. Остальные займитесь делом – завтра рано утром мы выезжаем.

Братья были мрачнее тучи и расходились в абсолютной тишине. Завадский словно не замечал этого.

– Мартемьян! – позвал он.

Красноярский воевода обернулся.

– Истома неспроста ведет себя так дерзко, – сказал ему Филипп, когда все ушли, – узнай зачем он ездил в Енисейск и с кем там встречался. Скорее всего, его кто-то покрывает. Как только узнаем его слабое место, мы раздавим эту тлю.

Мартемьян Захарович многозначительно кивнул.

Глава 36

Ранним утром, еще засветло после бессонной для многих ночи, обоз из тридцати подвод в сопровождении конного караула Мартемьяна Захаровича выдвинулся в Красноярский острог. Оттуда сложным речным путем по Енисею и Ангаре братья с грузом направились к Селенгинску. На наем струг и дощаников ушла львиная доля средств и если в Урге они ничего не получат, то на обратный путь придется зарабатывать грабежами, но это еще не самое страшное. Самое страшное, что лишенные Истомой запасов почти три тысячи жителей Храма Солнца обречены умереть от голода в ближайшую зиму, и единственная надежда этих людей – сорок пудов опиума, которые Филипп вез с братьями в древнюю столицу Монголии. Это обстоятельство не выходило у Филиппа из головы, он даже не мог спать, но все же дорога немного развеяла мрачное настроение.

Урга была гораздо ближе Нерчинска, к ней вела проторенная дорога от Селенгинского острога. В те годы частная торговля с китайцами была запрещена, но как всегда в России – закон, что дышло