язык. Однажды началось сильное землетрясение, крышку унесло ветром, зиндан стремительно затопило и Боре удалось выплыть наверх. Сбежав таким образом, он три года добирался через Сибирь до родины, выучив за это время немного и русский язык. Было это правда очень давно. У старика не осталось родственников, сами киргизы его не помнили и относились с недоверием, считая что он у китайцев заразился чем-то, пропитание из-за преклонных лет доставалось ему тяжело, поэтому он был даже рад предложению Фейзуллы поработать для русских переводчиком, при условии, что ему будут давать на обед гороховую кашу с мясом.

***

Трое молодых староверов, сидевших в заслоне у старого тракта ведущего к Причулымскому острогу услыхали нарастающую канонаду и прежде чем первый из них с ужасом понял, что это топот сотен, если не тысяч копыт, с десяток рейтаров уже показались на дороге и стали приближаться к ним с дьявольской скоростью.

Впервые столкнувшись с такой угрозой, молодые караульные перепугались и побежали в лес к тайной тропе, но раздался залп пистолетных выстрелов, затем сразу же еще один и трое староверов ничком упали замертво в траву.

Канонада приближалась к городу, но все слышали ее как будто с запозданием. Ближние дозоры успевали исполнить должное – подать сигналы оповещения, отойти, но какой в этом толк, если на тебя движется стихия, сметающая все на своем пути? У Храма Солнца не было сил противостоять такой громаде.

Ворота разбили выстрелами тяжелых орудий, которые волокли пары ломовых лошадей. Сотни казаков ворвались в город, рубя все на своем пути, врываясь в избы, хватали женщин, убивали мужчин. Все окрасилось кровью, оглушило стонами и криками.

В это время в сборной избе на севере города Завадский с ближними людьми – братьями, старцами, Фейзуллой и Мартемьяном Захаровичем отмечал завтрашнюю отправку первого обоза с опиумом. Услыхав выстрелы и крики, братья-воины вскочили, схватили оружие, но не знали что делать – кругом хаос, целая армия орудовала на их земле. В окно Завадский увидел, как среди этого хаоса в окружении по меньшей мере тридцати до зубов вооруженных казаков к ним приближается Истома.

Филипп вышел на крыльцо. Видя что кругом творят разбойники, его охватили ужас и ярость, но он не показал виду, только глаза его заблестели.

– Ты что, спятил?! – закричал он, сбегая с крыльца. – Останови это!

Подъехавший на черном коне с цепями и серебряным оголовьем Истома оглядел его знакомым непроницаемым взглядом. На груди его сияла кольчуга с железным щитком. На голове – низкий шлем с наушами, делавший его отдаленно похожим на немецкого офицера времен второй мировой.

Истома и впрямь где-то раздобыл себе отборных головорезов. Ближние боевики его были все богатырями с лицами самых лютых разбойников. Они слезли с коней, подошли к Филиппу, один ударил его в живот, второй опрокинул наземь и поднял на колени. Рядом опустили на колени и всех кто был в сборной избе, кроме Беса, ускользнувшего каким-то чудом и Мартемьяна, который в связи с недавним переходом Красноярского уезда в состав Енисейского разряда, теперь не подчинялся Томскому воеводе. Его, правда не отпускали, а велели стоять в стороне. У шеи каждого казацкий рындарь Истомы держал саблю. Рядом с Филиппом сидел привычный к невзгодам Фейзулла и сложив руки на коленях глядел на землю перед собой из-под полуприкрытых век.

– Ты разумел, будто от меня мочно отмахнуться яко от мухи? – улыбнулся Истома, слезая с коня и стягивая на ходу перчатки из тонкой кожи. На пальцах его блеснули алмазы перстней. – А топерва слезно просишь остановить сие?

Филипп поглядел на его сияющие черной кожей сапоги, тисненные золотом. Давно ли на этих ногах были драные лапти.

– Нет, – продолжал Истома, – они заплатят за твои грехи, за твою дерзость и неблагодарность, а посем заплатишь и ты.

Истома кому-то кивнул и Филипп едва успел крикнуть. Но все бесполезно, он и правда опоздал.

Стоявшим с краю Егору и Бартоломею отсекли головы. Филипп увидел как они покатились, у него потемнело в глазах, он подумал о Капитолине как в тумане, суматошно.

Мысли, придавленные паникой, работали с трудом, он поднял взгляд и увидел перед собой фигуру, загородившую солнце. Лучи по краям били в глаза, не давая увидеть лица.

– Ты же никогда не был дураком! – услышал он свой голос, поражаясь его твердости. – Ты всерьез думаешь, что я бы просто сделал это?! Просто так, не продумав все наперед?!

– Ин годно быти я переоценил тебя. – Ответила фигура.

– Послушай! Ты получишь гораздо больше, чем я тебе должен. Позволь мне показать!

Фигура засмеялась.

– Ты можешь убить нас и разрушить город, но вместе с этим ты уничтожишь и то, что я строил. То, что никто больше не построит. Или… Ты пойдешь со мной и увидишь, что сделает нас самыми богатыми людьми в России.

Филипп замолчал и увидел, что безликая фигура перед ним не спешит говорить – она жаждала слушать.

– Ты должен увидеть это.

Фигура сделала легкое движение рукой и Филиппа подняли на ноги.

***

В начале бескрайнего макового поля стоял Филипп в окружении головорезов. Истома вертел в руках маковый цветок.

– Еже сый дрянь? – вопрошал он хмуро, поглядывая на Завадского. – Еже сие за дерьмо? Иде хлеб?

Филипп смотрел на уходящее за горизонт поле. Его разорванная рубаха трепалась на ветру.

– За полушку этого дерьма цины платят шелком и чаем. А будут платить золотом. – Сказал он.

– Ты смеешься?

– По-твоему я засеял этим все до горизонта ради смеха?

– Стало быть спятил?

Завадский повернулся к Истоме.

– Я уже встречался с ними. За фунт этой дряни они дают столько же, сколько за десять подвод соболей. Только на ней нет никакого казенного ярма. Чистое золото прямо у нас под ногами.

Истома посмотрел на него долгим немигающим взглядом.

– И что это?

Филипп сорвал последний дозревающий плод.

– Дай попробовать своему человеку.

– Я дам тебе. Еж? – усмехнулся Истома, увидев реакцию Филиппа. – Али ты настолько ополоумел, еже от отчаянья удумал отравить нас?

Филипп коснулся мизинцем сгущенного сока и сунул палец в рот. В нос шибанул сладковатый запах, по телу пошли покалывания, а потом ушло все – эмоции, мысли, боль – будто перестали существовать. Видимо, это отразилось на его лице, потому что Истома и другие казаки подошли к нему ближе. Завадский видел это сверху. Видел поле мака, уходящее