Перед глазами поплыло. Разрозненные видения, имевшие смутную связь, складывались сейчас в четкую картинку, единое полотно. Как куски мозаики.

– Я слышал про «Тетраграмматон». Орден полностью прекратил свое существование в сороковом году со смертью последнего магистра, – голос возвратился почти окончательно, только в горле немного першило. Володя откашлялся. – Джинна. В миру известен как Лейба Давидович Бронштейн. Лев Троцкий.

– Это известная сторона истории, – спокойно кивнул обладатель спортивного пиджака. – Есть и другая. Оставшиеся члены ордена, потеряв все, чего добились, снова ушли в тень. Среди прочих спаслись два магистра, вернее, прямые наследники двух магистров. Один из них был моим отцом. Второго навязали дейвона из клана Шафти, каким-то образом узнавшие, что орден возродился. Якобы он имел родственные связи с кем-то из убитых магистров «Тетраграмматона».

– Зачем вы мне все это рассказываете? – спросил Володя.

Кучкович одним глотком осушил чашечку и пристально глянул на него:

– Потому что хочу честности. Я с тобой предельно откровенен, ты не заметил?

– Нет, – Володя хотел покачать головой, но тело по-прежнему было словно сделано из ваты. – Все, с кем я встречался до того, я имею в виду вашу братию, хотели от меня чего-то, и честности я ни у кого из них не замечал.

– Именно поэтому я с тобой откровенен, – легко согласился маг в спортивном пиджаке. – Поэтому рассказываю тебе обо всем честно. Хочешь правду о твоем отце? Он – дешевка. Шестерка с апломбом. Как маг, он никто, как человек тем более. Твоя мать – циничная прагматичная дрянь. Другая бы не возглавила землячество. Маг она не слабый, наверное, даже довольно сильный, но сама никогда ничего не добьется сверх того, что уже имеет. Проблема в том, что они в самом деле пытаются использовать тебя. Ты для них средство достижения цели. Про нас я тебе уже рассказал.

– Да, – согласился Володя. – Осталось только добавить, что вы не такие и ничего от меня не хотите.

Магистр кашлянул, на Володю посмотрел уже совсем иначе. Но сориентировался быстро. Судя по всему, удар держать он умел.

– Нет, не добавлю. Вернее, и да, и нет. Да, мы не такие. Нет, я не скажу, что нам от тебя ничего не нужно. Нам нужно твое содействие. А тебе – наша опека.

– Мне ничего не нужно, – отрезал Володя.

– Удивительная манера, – театрально поразился маг в пиджаке. – Выделываться, находясь в твоем положении. Мне ведь достаточно пошевелить пальцами, и ты умрешь. Причем от того, как и какими пальцами я пошевелю, будет зависеть, как долго ты будешь умирать. Я могу убить тебя сразу, могу заставить мучиться неделями. Есть и такие формулы. Понятно, что тебя никто им не обучал, но, поверь мне, они есть. И если я захочу...

– То ничего не сделаете, – перебил Володя. – Хватит трепаться. Если бы вы хотели меня убить, давно бы уже убили. Я вам нужен.

Кучкович дернулся, глаза его сузились, превращаясь в две щелочки.

– А если нет?

– Тогда убивайте, – устало ответил Володя.

Магистр крякнул, оттолкнулся от стола и пошел к двери. Но на полдороге развернулся, будто что-то забыл, и метнулся обратно. Володя не сразу понял, что маг просто шатается туда-сюда по комнате. Слишком импульсивно он это делал.

– В любом случае ты ошибаешься, – заговорил наконец Кучкович. – Тебе нужно от нас многое. Мы могли бы помочь тебе раскрыть свои возможности в полную силу. И мы защитили бы тебя от тех, кто хочет тобой воспользоваться.

– Чтобы воспользоваться мной?

Володя почувствовал вдруг смертельную усталость. Уж лучше бы этот паразит в пиджаке убил его сейчас. Быстрая смерть или долгая не доставила бы больших мучений, чем очередная ложь, красивые слова, угрозы.

– Мы имеем на это право, – сухо ответил магистр.

– На каком же основании?

– По праву создателя, – Кучкович заговорил быстро, чеканя слова, словно стрелял короткими очередями. – Мы тебя создали, мальчик. Не дурак Коля, осмелившийся трахнуть твою мать. Не эта рыжая сучка. Мы. Мы свели их вместе, мы подтолкнули. Нет, мы не давили на свободу воли. Зачем? Выбор у них был. Но ведь выбор можно давать таким образом, что он будет очевиден. И человек станет делать то, что от него требуется. Причем по доброй воле, считая навязанные действия своим решением.

– Так чем же вы лучше их? – голос снова осип, хотя никаких заклинаний на Володю больше не накладывали.

– Они играют в кукловодов. Пытаются манипулировать тобой, другими. Мы не пытаемся, мы манипулируем твоими кукловодами.

– А вами кто манипулирует? – полюбопытствовал Володя.

Магистр вздрогнул. Не то Володя задел за живое, не то ему была неприятна даже сама мысль о том, что орденом и им самим может кто-то вертеть, как игрушкой.

– Никто, – глухо произнес он.

И сказано это было так, что Володя не смог решить, верить магу или нет.

– Представь себе, – продолжил между тем обладатель спортивного пиджака, – что ты долго выслушивал нравоучения от Мальвины, пытался спорить с ней, а потом к тебе пришел и предложил дружбу Карабас. Для них ты – средство, хоть они и слабее тебя. Чтобы нивелировать это, твой отец и не рассказывал тебе ничего. Я сильнее их, и я предлагаю тебе общаться на равных.

– Тогда для начала, чтобы общаться на равных, принесите мне кофе и снимите с меня эту дрянь, которая мешает шевелиться. А то я чувствую себя несколько скованно.

Магистр поколебался, на лице его промелькнуло сомнение.

– Хорошо, – поддался он. – Но учти, если ты попытаешься поднять на меня руку или сбежать, я ударю. Не смертельно, но больно. И очень больно, это я могу.

– Угроза? – полюбопытствовал Володя.

– Нет. Просто хочу, чтобы ты понял: или мы отсюда выйдем друзьями, или ты не выйдешь вовсе.

Он подошел ближе и положил Володе руки на виски. Большие пальцы легли на лоб и принялись хаотично выписывать какие-то знаки. Голова стала нагреваться, словно ее сунули в микроволновку. Казалось, сейчас внутри что-то вскипит и рванет наружу, ломая череп на мелкие осколки.

Перед глазами поплыли мутные пятна, в которых Володя готов был уже снова увидеть сон про мертвого Сталина, или папу магистра, выжившего после зачисток против «Тетраграмматона», или, на худой конец, Троцкого с ледорубом в затылке. Но ничего такого он не увидел.

Муть загустела, к горлу подступила тошнота. Когда казалось, что вот сейчас уже вывернет наизнанку, неожиданно стало легче. Где-то на краю слуха бубнил что-то гортанно-монотонное магистр. Словно нараспев читал стихи, сотканные из слов, не имеющих смысла. Судя по всему, говорил он уже давно. Звук интонационно пошел вверх и резко скатился вниз, сошел на нет.

Тошнота и черная пелена перед глазами уходили с такой скоростью, что через минуту от них не осталось и воспоминания. Хотя двигаться Володя все еще не мог, но ощущения были такими, словно в затекшие члены устремилась бурными потоками кровь.