Вот только куда?

Куст рос на островке посреди искусственного пруда, явно совсем неглубокого. Неподалеку стоял на сваях дом, стены затянуты рисовой бумагой, крыша изящно изогнута, терраса переходит в мостики, пересекающие пруд. Чуть поодаль стоял еще один такой же дом.

— Где мы? — озвучил вопрос Тетсуи.

— Здесь может быть небезопасно, — одновременно напряженно сказал Джиро.

Акайо кивнул ему, сошел в воду пруда. Вокруг ног тут же засновали алые рыбки.

— Поймем, где мы, и тогда вернемся.

Они поднялись на террасу дома. Тишина и странная покинутость этого места пугала, казалось, пока они бродили внизу, мир потрясла еще одна катастрофа, в которой исчезли все люди. Джиро отодвинул дверь дома, заглянул внутрь.

— Здесь давно никого не было.

В самом деле, хотя пол не был пыльным, но циновки, лежащие у стены свернутыми, почернели и растрескались от неиспользования.

Акайо огляделся, хмурясь. Что-то напоминало ему это место. Что-то, где он никогда не был, но при этом почему-то толклось внутри узнавание, отзывалось знакомым перебором: белые стены, алая крыша, черные колонны...

Резкий окрик:

— Эй! Что вы здесь делаете?!

Слился с выдохом:

— Дворец. Мы попали во дворец!

Стража заметила их издали, но Акайо мгновенно оценил — Тетсуи был за углом дома, они его не видели. Приказал:

— Джиро, прикрой, — нырнул за угол сам, сжал плечо знаменосца. — Возвращайся быстро и тихо. Скажи, здесь есть выход, но очень опасный. Лучше искать другой. Бегом!

Тетсуи кивнул, соскользнул в воду тихо. Акайо выскочил обратно на террасу, обнажая меч. Джиро, выступивший навстречу страже, уже дрался с ними, еще не позволяя себя окружить, но отступая. Акайо бросился на помощь, обнажая оружие. Обменялся ударами с одним, закрылся от нападения другого.

Их теснили к стене дома, на лицах нападающих не отражалось ни удивления, ни упоения боем. Бесстрастные маски хороших имперских солдат, шесть штук — слишком много для двоих. У них всех была одна школа, четкие военные выпады чередовались с точно выверенной обороной. Так напоминало учебный бой, только здесь никто не собирался останавливать занесенный меч. Проигрыш — это смерть.

Бой не оставлял места для размышлений, сосредотачивая весь разум на простой цели — выжить в следующий миг. И еще один. И еще. Но Акайо достаточно был генералом Ясной Империи, тем, кто должен одновременно быть на острие атаки и направлять армию, чтобы сосредоточение опасности отодвинулось на задний план, прорезалось мыслью — что вообще он делает? Что они делают? Героически и глупо умирают, как имперские солдаты, будто не было этих месяцев, изменивших их?

А у них есть выбор?

Джиро охнул, сбившись с ритма, осел на землю. Акайо хватило одного взгляда, чтобы оценить — рана еще не смертельна, но станет такой быстрей, чем кончится бой, даже если предположить, что он один выстоит против шестерых. Мысль мелькнула быстрее взмаха меча, он рявкнул:

— Требую поединок чести!

Нападающие отшагнули назад, поднимая мечи в стойку. Джиро тяжело дышал, привалившись к ноге Акайо, в горле у него клокотала кровь. Акайо перевел дыхание. Повторил:

— Требую поединок чести. С Хана Ямао, императором. Обвиняю его в преднамеренном отправлении на смерть армии под предводительством Хана Акайо с целью избавиться от соперника. От меня.

По ряду солдат не пронесся вздох — они ведь были достойными сынами империи. Но можно было проследить по выражению глаз, как распространяется среди них осознание, кем он представился. Чего требует. Наконец первый из солдат опустил оружие. Коротко сказал:

— Ваш товарищ умирает.

— Нет, если вы позволите мне ему помочь.

Акайо не был уверен, что они не откажут. Смерть в бою считалась высшей доблестью, но все же...

— Хорошо.

Все же жизнь тоже чего-то стоила.

У каждого исцеляющего аппарата был только один заряд, и, конечно, Джиро попытался доказать, что Акайо не должен тратить на него шанс выжить.

— Я знал, на что иду, — скорее можно было прочитать по губам, чем услышать.

— Я тоже, — времени на спор не было, но Акайо показалось правильным ответить, отвлечь Джиро разговором. Если бы тот вздумал сопротивляться, бесценный заряд мог уйти впустую.

Впрочем, оказалось, что достаточно прижать плоскую пластину к ране, а после она прилипла так плотно, что прервать лечение стало невозможно. По крохотному экрану пробежали точки, машина определяла степень повреждения и фронт работ. Сменились недовольным красным огоньком, а еще мгновение спустя замерцали цифры обратного отсчета.

На то, чтобы исцелить смертельную рану, пластинке требовалось сто девяносто три секунды.

Солдаты, стоявшие вокруг, не получали никаких приказов, а потому смотрели во все глаза, как ползет по ране пластина, похожая на диковинное насекомое, оставляя за собой лишь красноватую полоску шрама и комки спекшейся крови. В середине она чуть замедлила бег, слышно стало, как скрипят зубы Джиро. Акайо видел, как снуют в глубине раны тонкие, видимые лишь из-за блеска лапки, догадывался, что они сейчас даже не сшивают — слепливают края раны с точностью, невозможной для человеческого глаза, не забывая деловито, почти раздраженно выкидывать на поверхность кожи вытекшую из сосудов кровь и сбрызгивать все средством, которое не допустит воспаления.

— Это чудо, — тихо выдохнул кто-то за спиной.

Акайо улыбнулся, не оборачиваясь.

Хорошо, что не все солдаты Империи были идеальными.

***

Им связали руки, провели между пустующими павильонами к жилой части дворца. Акайо снова повторил вызов, теперь командиру дневной стражи. Тот в ответ посмотрел задумчиво, потом коротко поклонился — как равному. Сказал:

— Я помню тебя, Сугаваро Акайо.

Отвернулся, отдавая приказы — Джиро в казармы под присмотр, Акайо к Императору. Без доклада, срочно.

Ему даже оставили оружие.

По спине пробегал озноб, но мысли оставались ясными, холодными. Запоминался путь между павильонами, дальше от прудов, вверх по лестнице: короче, чем храмовая, она все равно явно намекала на близость Императора к предкам. Трехэтажный дом был больше всех, что Акайо когда-либо видел, внутри скрывалась путаница резных ширм.

Двери. Зал.

Император, статный старик в дорогих одеждах, сидел на возвышении, отгороженный от остальных тонкими занавесями. Внизу, почти у его ног, прикрывала лицо веером утопающая в шелках девушка, спиной к дверям замер чиновник, круглый и красный, словно плод граната. От шороха двери последний вздрогнул, отскочил в сторону.

Солдаты и Акайо опустились на колени в глубочайшем из поклонов. Встали. Акайо, не поднимая головы, слышал, как точно и кратко излагают его просьбу. Ответом стало одно слово: