Миральда молча протянула ладони над темным зеркалом, закрыла глаза – чтобы понять, прочувствовать… Да, от воды здесь была только видимость. А на самом деле… Древнейшее нечто, могущественное и бессильное одновременно, скованное в каменном мешке… Ночница невольно зарычала, чувствуя, как удлиняются когти. То, что у начала времен оказалось запертым в этой горе, набирало силу… Словно готовилось разбить оковы, и… Полностью очистить этот мир.

Миральда глухо зарычала, судорожно стиснула кулаки. Дороги назад не было – если ключ найден, то она использует его и остановит крушение всего, что стоило любить, и что она любила.

– Это он, – хрипло сказала она, – Магистр не лгал… ну, что, попрощаемся?

Гор вздрогнул. Темные глаза превратились в две щелки, в которых что-либо разглядеть было невозможно.

– Попрощаемся, Миральда.

Она развела руками.

– Что ж… Я хочу, чтобы ты счастливо прожил отпущенный тебе срок. Ты хороший, сильный человек – а такие люди должны быть свободными… Единственное, о чем прошу – разыщи Гила и Миртс… Не знаю, как ты это сделаешь, но – уж постарайся. Расскажешь им все, как было, но – ни слова о том, что я обещала магистру. В конце концов, болотные ночницы – это темная нелюдь, им нельзя доверять… Ну вот… А еще передай, что я ни о чем не жалею, и что делаю это для всех, кто будет когда-либо жить под этим небом. От всего сердца… И даже для тех, кто недостоин…

Она запнулась. Речь получалась слишком длинной, словно попытка оттянуть время.

Миральда еще раз поглядела на то, что было похоже на темную воду, но таковой отнюдь не являлось.

«Это быстро. Ты даже ничего не почувствуешь».

Рядом сердито засопел Гор.

«Ну вот. Даже кочевник понимает, что ты зря медлишь. Когда, быть может, в это время гибнут невинные!»

– Ну, прощай, – она протянула руку, надеясь, что Гор ее пожмет, но тот сделал вид, что не заметил этого прощального жеста.

– Погоди, Миральда.

– Что?

– Я тоже… хочу сказать. Чтобы ты знала… Только с тобой я понял, что такое быть человеком, и что такое быть свободным. Помнишь?

Она усмехнулась. Да, тогда они сидели на лужайке… И тогда же Миральда впервые задумалась над тем, что же такое свобода.

– Я понял, что это значит, – на губах имна появилась мягкая улыбка, – спасибо.

Он взял ее руку в свою и быстро поцеловал тыльную сторону ладони.

Миральда не успела сделать ровным счетом ничего. Только схватила его за рукав, но в пальцах остался клок рубахи. Один-единственный удар сердца – и Гор исчез под водой.

…Всплеск.

… Темнота.

И вопль, рвущийся из легких, разбивающийся о низкий каменный потолок.

«Удел болотной ночницы – вечная печаль».

А потом свет, яркий белый свет ударил в глаза. Невидимая сила швырнула ее к стене, словно тряпичную куклу, вышибая дыхание и… напрочь выбивая Силу. Ту, что питает народ Зла, ту, что рождена Отражениями.

Мир очищался. Волна, расходящаяся кругом от колодца Памяти, прошла сквозь каменную толщу и устремилась вниз, на равнины.

* * *

Никто не удерживал Магистра, когда тот пожелал покинуть свое мрачное узилище. Он подошел к двери и попросту разнес ее в щепки: конечно, сила Отражений – не для людей, но за долгие годы Золий так сросся с ней, что научился грамотно использовать даже те немногие крохи, что ему перепадали.

За дверью, в подземелье, было пусто. И очень тихо. Факелы давно догорели, но некому было заменить их… Магистр пожал плечами и неспешно пошел прочь из подземелья.

Несколько раз он натыкался на завалы. Но разве груда камней может задержать самого могущественного чародея Империи? Стремительное, как бросок змеи, движение мысли – и преграда расплескивалась в разные стороны, давая дорогу.

А потом он выбрался из-под развалин императорского дворца, поглядел на сонное небо с умирающими звездами и также медленно поплелся по площади, посреди которой запросто валялся кусок белой башни.

«Вот и нет больше Алларена», – подумал Золий, – «столько простоял, столько осад выдержал – и пал за один день. А нелюдь отправилась дальше».

Тут он заметил черный шпиль Главной башни и улыбнулся. Выходило так, что твари не тронули Закрытый город… Неужто почуяли, чьи это владения? Впрочем, Золию это было безразлично. Уж куда-куда, а в башню он возвращаться не собирался.

И точно также ему было абсолютно наплевать на то, что император Квентис сбежал из обреченного Алларена, что с помощью ведуна Интара поставил на свое место Шенома Тэра. Куда бы не выбросил правителя старый портал, ему не скрыться… Разве что только Миральда и человек без имени совершат то, что еще казалось возможным.

Золий бесцельно брел, сам не зная куда, стараясь не наступать на то, что до недавнего времени было живыми людьми, и замедлил шаг только тогда, когда его окликнули.

– Эй, погоди! Я с тобой!

Мальчишка, его вечный маленький спутник, перебирался через поваленную мраморную колонну.

Золий остановился и дождался, пока сорванец поравняется с ним.

– Куда ты идешь, Великий Магистр?

– Я не знаю.

– А где твоя Схема? Ты дорисовал ее?

– Нет. Теперь, пожалуй, она больше не нужна. Так и осталась незавершенной.

Золий повернулся и зашагал дальше, нимало не заботясь о том, идет ли за ним призрак его собственного прошлого. Близился рассвет – один из последних рассветов рода людского…

Внезапно путь им преградил зеркальник.

– Осторожно! – мальчишка спрятался за спину Золия, – ну, давай, чего же ты ждешь?!! Поджарь его молнией!

Магистр только покачал головой, в упор рассматривая жуткую тварь. Костлявое ее тело, покрытое слизью, напряглось; было видно, что зеркальник готовится к прыжку.

– Зачем? – прошептал Магистр, – он не тронет меня. Он знает, что я такое.

– Да ну!

– Увидишь.

Когти зеркальника подрагивали, то удлинняясь, то втягиваясь в пальцы; его подвижный нос шевелился, нюхая воздух. Казалось, чудовище не совсем понимает – а что же, собственно, происходит, и отчего жертва не бросается бежать, исходя криками ужаса. А потом зеркальник заскулил побитой собакой и порскнул в сторону, укрывшись в развалинах богатого дома.

– Вот так, – сказал Золий, – ни одна из этих тварей не тронет меня. К сожалению…

Звезды таяли в небе, как кристаллики соли в горячей воде.

– Пойдем, малыш. Недолго уже…

… Они шагали по улицам Алларена. Молча. Потому как говорить было не о чем, и оставалось лишь ожидание. Золий рассеянно поглядывал по сторонам; то, что он видел, не задевало его, ускользая прочь сизым дымом. Ведь всему когда-нибудь наступает конец…