– Давай, Сигурд Харальдарсон, покончим с этим, – сказал Хаук и поманил его щитом, показывая, что его рука еще не утратила силу. – Наши братья ждут нас в чертогах Бога-Копьеносца. Мы присоединимся к ним. – Он усмехнулся. – Или победим тебя и вернемся к нашему меду.

Сигурд посмотрел ему в глаза, чувствуя уважение к старому воину и тем, кто стоял рядом с ним плечо к плечу.

– Ярлу Хакону повезло, что за него сражались такие воины, как ты, Хаук из Осойро, – сказал он, повернул голову, сплюнул кровью и провел рукой по губам и бороде, от чего его ладонь стала красной. – Но Хакона больше нет. В этом еще живом трупе ничего не осталось от прежнего воина, – продолжал он, указывая большим пальцем в сторону дома. – И сейчас ты служишь трусу. Он даже не встал рядом с тобой в сражении, а предпочел спрятаться среди женских юбок. И я повторю: сохранять верность такому человеку – настоящее бесчестье, и тебе стоит ее разорвать.

– Не сомневаюсь, что очень скоро мы станем свободны, – сказал Хаук.

– Да, и мы тебе поможем, – вмешался Свейн Рыжий, поднимая покрасневший от крови топор.

– Присоединяйтесь к нам, – предложил Сигурд. – Ты видел, какие мужчины сражаются на моей стороне.

– И не только мужчины! – с усмешкой сказал Бьярни.

Сигурд кивнул.

– За меня сражается даже валькирия, – сказал он.

Хаук и его люди могли бы рассмеяться в ответ, но они видели, как дерется Вальгерда. Она только что убивала их друзей.

Сигурд обвел скрамасаксом свой отряд. «Мои вассалы», – подумал он. И это при том, что у них пока нет общего очага.

– Мы складываем песню, которую будут еще долго петь скальды после того, как мы уйдем из этого мира. Я пользуюсь благосклонностью Одина. Иначе мы не могли бы разбить вас так быстро.

Именно так и думал Хаук. Как и все остальные. Это читалось на их лицах, как руны, вырезанные на стволах старых деревьев.

– Идите с нами; мы сразимся с ярлом Рандвером, и вы наполните свои походные сундучки добычей.

Хаук рассмеялся.

– В нашем возрасте нет нужды в серебре, – сказал он. – Нам нужны еда, мед и ревущий в очаге огонь, способный согреть кости. Ты можешь оставить себе свои кольца. Теперь мы редко носим наши.

Сигурд кивнул, принимая слова Хаука.

– Где-то у вас должны быть сыновья, – сказал он. – Дочери и другие близкие люди. Пусть они услышат о вас из песен скальдов. Пусть узнают, как вы стояли в вихре стали до самого конца и завоевали славу, которую никто не сумеет у вас отнять.

– Я бы хотел, чтобы вы сражались со мной плечом к плечу против людей ярла Рандвера, – сказал Улаф. – Я еще не видел таких смелых людей, как вы.

Хаук и его утомленные воины слегка расправили плечи – ведь такие слова из уст Улафа многое значили и радовали душу мужчины подобно меду.

Сигурд кивнул.

– Верните себе честь, которую вам задолжали, – сказал он.

Хаук раздумывал над последними словами, пока Сигурд сглатывал кровь, а первый из двух воинов, получивших тяжелые раны, умер, захрипев в последний раз.

– Ты намерен сражаться с таким могущественным человеком, как ярл Рандвер, с теми людьми, что у тебя есть? – спросил Хаук.

Сигурд кивнул.

– А после того, как я прикончу ярла Рандвера, наступит очередь клятвопреступника конунга Горма.

Брови Хаука поползли вверх, и он воткнул свое копье в землю.

– Тогда мы пойдем с тобой, Харальдарсон, – сказал он.

– Значит, все пошло не так, как мы рассчитывали, – сказал Асгот, останавливаясь перед домом ярла Хакона и высматривая трупы, подобно стае воронов. Он положил руку, похожую на лапу с когтями, на плечо Сигурда. – Но складывается впечатление, что убийцы – среди нас.

– Ты бы видел, как они сражались, – негромко сказал Сигурд, наблюдая, как остальные вытирают от крови свои клинки о рубахи поверженных врагов – Хауку это не понравилось, но он промолчал, и они продолжили тихо разговаривать между собой.

После боя мужчины нередко чувствуют подъем всех сил, частично из-за того, что просто остались в живых, а еще потому, что зверь, в которого превращается каждый воин во время сражения, уходит далеко не сразу. Но сейчас все помалкивали, и Сигурд понимал, что победа полна горечи.

Он посмотрел на лежавших в собственном дерьме мертвецов, кожа которых стала такой же серой, как их бороды.

– Эти люди заслужили большего, Асгот, – сказал он.

– А кто из них ярл Хакон? – спросил годи.

Сигурд покачал головой.

– Брандинги превратился в живого мертвеца, лежащего на кровати у очага. Его ничтожный сын Тенгил рассчитывал отдать меня Рандверу в качестве свадебного подарка.

Губы Асгота изогнулись под седыми усами.

– Хитрый замысел, но все закончилось для него не слишком удачно.

Сигурд указал скрамасаксом в сторону дома у них за спиной.

– Он все еще внутри. Тенгил очень быстро бегает для толстяка.

В глазах Асгота загорелся огонь. Гибельный острый нож, которым годи вспарывал горло животным, а иногда и людям, что-то шептал своему владельцу.

– Нет, Асгот, – сказал Сигурд, – Один не скажет тебе за него спасибо.

– Да, Асгот, Сигурд прав. Я видел подонков, у которых было больше чести, чем у Тенгила, – вмешался Улаф. – Он не стоит того, чтобы ты испачкал в его крови свой нож.

Годи приподнял бровь.

– И старики умирали за него?

– Не думаю, что за него, – ответил Улаф.

– Они продолжали сражаться за своего ярла, – объяснил Сигурд.

– И гордость помешала им поступить иначе; они боялись, что их обвинят в недостатке мужества.

– А теперь они будут сражаться за Сигурда, – продолжал Улаф, кивком показав на Хаука и четверку его людей, опустивших щиты, но все еще сжимавших копья.

Сгрудившись, они о чем-то спорили – вероятно, решали судьбу Тенгила.

– Они немолоды, но я рад, что они пойдут с нами, – сказал Сигурд.

– Едва ли наш отряд может стать еще более необычным, – заметил Улаф, и был совершенно прав.

Хаук перехватил взгляд Сигурда, и тот кивнул, понимая, что хотел ему сказать старый воин. Он и его люди разберутся с Тенгилом по-своему.

Хаук принялся стучать кулаком по тяжелой двери, но женщины боялись ее открыть, пока старик не обратился к ним и не заверил, что это он. Огромная дверь, прославившаяся благодаря одной из саг, открылась, и Сигурд увидел несколько бледных лиц перед тем, как Хаук и его товарищи вошли в дом. Сигурд ждал, и ему показалось, что прошла вечность. Он смотрел, как усыпанные снегом вершины гор погружаются в темноту по мере того, как спускается черный полог ночи. А потом его позвал Солмунд – Хаук попросил Сигурда войти в дом.