Многие громко поддержали его.

– Да, мы достаточно легко разбили их строй, – сказал Убба.

Улаф повернулся к Сигурду и покачал головой.

– Вы только послушайте этих богов войны, – сказал он и грозно посмотрел на Бьярни и Уббу. – Перед вами были старики! Воины, не сражавшиеся уже много лет! – Он поднял руку в сторону Хаука и Грундара, чтобы показать, что он не хотел их оскорбить. Хаук недовольно покачал головой, но он понимал, что Улаф прав. – Неужели вы думаете, что воины ярла Рандвера будут седобородыми стариками и мужчинами, знавшими Всеотца еще в те времена, когда у него было два глаза? – Многие засмеялись, но только не люди Осойро, как отметил Сигурд. – Проклятье, нет! Его хирд встанет «стеной щитов», которая способна остановить прилив. – Улаф ударил себя кулаком в грудь, защищенную кольчугой. – Я знаю, я сражался с ними.

Никто не стал ему возражать, и, хотя лишь немногие наблюдали за битвой в проливе Кармсунд, все слышали о ней и знали, что ярл Харальд сражался до самого конца вместе со своим воинами и братьями Сигурда.

– Зачем нужна эта рука? – спросил Улаф, поднимая правую руку и сжимая покрытый шрамами кулак.

– Ты неправильно задаешь вопрос, дядя, – сказал Гендил, что вызвало громкий смех.

– Эта рука нужна, чтобы делать выпады, рубить, наносить удары и убивать, – сказал Улаф.

– И выпивать! – крикнул Бьярни, и все рассмеялись.

– А левая рука, – продолжал Улаф, не обращая внимания на смешки и поднимая щит, – для толчков и защиты. – Он поджал губы и слегка наклонил голову. – Да, я понимаю, что это очень сложно, но вы всё еще следите за моими словами? – На этот раз ни у кого не нашлось остроумной реплики, и Улаф кивнул. – Хорошо, – продолжал он, оскалив зубы. – Однако вы не сумеете сразить врага, если вас собьют с ног или вы будете слишком заняты, когда какой-нибудь сын шлюхи вонзит вам скрамасакс под ребра, и все из-за того, что кто-то рядом – слева или справа – перестанет держать строй и окажется в стороне, по пути к фьорду, и его задница будет болтаться, как тряпка на ветру. – Улаф выставил одну ногу немного вперед. – Вы принимаете удобную стойку. И стоите рядом с братьями до самого конца.

Он кивнул в сторону Свейна и Аслака, которые тут же подняли щиты – очевидно, Улаф заранее с ними договорился. Щит Свейна почти наполовину перекрывал щит Аслака, когда они встали плечом к плечу. Улаф поднял ногу и ударил подошвой сапога в щит Свейна, но оба молодых воина даже не пошевелились. Тогда Улаф отступил на пять шагов, поднял собственный щит, бросился вперед и врезался в Свейна и Аслака, пытаясь оттолкнуть их назад. Но, благодаря массе Свейна и силе помогавшего ему Аслака, им снова удалось устоять, хотя Улаф зарычал и даже побагровел от напряжения, вложив в атаку всю свою мощь.

Тогда Улаф выпрямился и повернулся к остальным.

– Я хочу, чтобы два скьялдборга встали друг напротив друга, – рявкнул он, а когда они построились, направив копья в небо, Улаф и Сигурд заняли места в центре каждого строя. Справа от Сигурда стоял Свейн, слева – Флоки. Рядом с Улафом – Гендил и Бьорн. Два скьялдборга из дерева, железа и плоти.

– Женщина в «стене щитов», – сказал Торвинг и покачал головой так энергично, что его седые косы разлетелись в разные стороны, – ослабит ее.

Вальгерда посмотрела на него.

– Мужчины, что мы похоронили вчера, вряд ли согласились бы с тобой, старик, – сказала она, и Аслак, Свейн и еще несколько воинов дружными криками поддержали валькирию, в то время как Хаук и его люди принялись ворчать и ругаться. – Мужчина, который встретится со мной в настоящей схватке, будет мертв еще до того, как поднимет щит.

Даже немолодые воины Осойро сохранили массу с тех времен, когда ходили в набеги, а Вальгерда была стройной и гибкой, как береза, и не имела шансов выдержать натиск мужчины тяжелее ее в три раза. Однако Улаф уже успел об этом подумать.

– Если дойдет до настоящего сражения, Вальгерда займет позицию за стеной и станет убивать врагов, чье вонючее дыхание наполнит ваши носы, а моча намочит ноги, и вы будете благодарны ей за это. Там же будет и Асгот, потому что я давно потерял счет врагам, которых он убил на моих глазах, направляя свое копье им в глаз, а клинок – в пах. – Многие поморщились, а годи усмехнулся. – Теперь давайте не терять понапрасну время и примемся за работу. – Воины расслабили шеи и плечи и поудобнее перехватили раскрашенные щиты, дожидаясь его команды. – Та «стена щитов», которая проиграет, отправится на охоту и вернется лишь когда добудет кабана для сегодняшнего ужина.

– Но кабаны водятся только в северном лесу, а до него добираться полдня, – сказал Грундар, стоявший в стене Сигурда.

– Тогда тебе стоит выиграть, Грундар, – с усмешкой сказал Улаф, начиная двигаться вперед.

Остальные последовали его примеру, выкрикивая оскорбления. Щиты ударились друг о друга, точно грянул гром.

На следующий день Улаф заставил их тренировать «свиной клин», или свинфилкью, лучший боевой строй, когда ты хочешь пробиться через массу вражеских воинов и убить командира. Свейн и Убба, как самые могучие и жуткие воины, занимали первый ряд, за ними шли три воина второго ряда, в третьем уже находилось четверо, и так далее. Улаф или Сигурд выкрикивали команду, и они должны были как можно быстрее занять свои места. Сначала царил страшный беспорядок, воины сталкивались, наступали друг другу на ноги и под проливным дождем обменивались оскорблениями. Но уже к концу дня каждый знал, что нужно делать, и свинфилкья возникала с такой же легкостью, как стая гусей, летящих на юг.

Они пробовали делать квадрат из щитов на случай, если Сигурд будет ранен и им потребуется вывести его из схватки. Однако все понимали, что едва ли стоит тратить силы на такое построение. Ведь их отряд состоял из девятнадцати воинов – всего половина команды, – и если их окружат со всех сторон и им придется построиться квадратом, они будут обречены. Как ехидно заметил Солмунд, это будет последняя битва, о которых так любит рассказывать Хагал.

На шестой день после того, как они сожгли ярла Хакона и похоронили его воинов – и седьмой, после того, как сбросили его бесполезного сына со скал, – воины Сигурда уложили свои походные сундучки, собрались на гниющем причале возле «Морской свиньи» и «Морского ежа» и приготовились отплыть в Скуденесхавн.

Люди Осойро попрощались с женщинами и сказали, что вернутся со славой, или не вернутся совсем, и немолодые женщины приняли их решение с тихими слезами и удивительным достоинством. Впрочем, этого нельзя было сказать о двух постельных рабынях, липнувших к Свейну и Бьярни, точно моллюски к камням; они рыдали и умоляли не покидать их, что заставило мужчин покраснеть из-за насмешек друзей, которые всегда так вели себя в подобных случаях. Все заметили, что скамьи, где устраивались на ночь Свейн и Бьярни, вот уже несколько ночей скрипели больше других.

Потом Бьорн и Агнар Охотник подтащили за рога старого быка к скалам; Карстен тянул веревку, привязанную к шее, Хаук и Бодвар подталкивали животное сзади, а бык выгибал спину, чтобы казаться больше и всех напугать. Сигурд видел, что на мужчин и женщин это произвело впечатление – они посчитали быка достойным жертвоприношением, и юноша не пожалел о серебре, заплаченном крестьянину из маленькой деревушки. Яростное, сильное животное отчаянно бодалось, так что Бьорн и Агнар лишь с огромным трудом удерживали его, когда подошел Свейн с топором на длинной рукояти и нанес мощный удар тупой стороной по черепу быка.