я скажу без лжи — ты должна была послушаться меня месяц назад. — Знаю. Теперь вот вроде бы каюсь, а вроде бы…от этого стало легче. — До добра эксперименты с жизнью не доводят и никому не приносят утешения. Конечно, у Оксанки есть свои патологии в развитии отношений мимо платонических, но ты куда смотрела?

Была бы возможность, я бы засунула голову в песок, как страус. Отставила кружку и подняла свои глаза. Ее взгляд не выражал ни одной эмоции, одна сосредоточенность и прямота. В этом Настя была профессионалом, потому что качества дятла, умеющего вытачивать дырки на дереве и призывать к совести, никому не переплюнуть.

— Давай начнем так. Когда ты поняла, что неподвластна над тем, что тебя влечет к Семену?

Я задумалась, нахмурившись. Потеребила замок бежевого кардигана, вспоминая все проведенные дни в обществе несносного мужчины, засевший похуже занозы в пальце.

— В тот день, когда мы отправились в кафе с детьми.

— А влюбилась в него?

— Восемь лет назад… — Я сглотнула. Им мне не приходилось рассказывать некоторые моменты прошлого, вследствие чувствовала себя неудобно. — Я убегала от преследователей и затерялась в захудалом районе, познакомившись там же с незнакомым мне мальчиком.

Девушка убирает свои волосы в маленький хвост, вымученно дергая губами из стороны в сторону.

— А теперь скажи, любишь ты его?

Вот знаете, дерутся два человека между собой и один из них ударяет кулаком прямо в солнечное сплетение, выбивая весь дух из легких. Так же можно описать и мою реакцию на этот вопрос.

Настя прожигает меня взглядом: то ли старается искать ответ, то ли ждет моих действий. Люблю ли я Семена? Моим желанием на тот момент времени стало не сколько чувства, углубившиеся в корне, скорее это стало способом разрядиться, испробовать то, о чем мне тараторила на ухо Оксана. Как же, она свободная девушка и ей открыты все дозволенности интимных моментов, кроме тех, кто лично решил связать себя с одним человеком.

Я не говорю о том, что брак меня связал, как пленницу. Просто мне не хватало чего-то, раз первобытная страсть получила отклик в других ощущениях. Ведь все наши совокупления не были обычными потребностями тела. Если мы не произносили этого в слух на букву «Л», еще не означало, что мы этим не занимались. Наши взгляды и наши попытки отдать себя друг другу говорили намного громче.

Уставилась в одну точку перед собой. Все брошенные «я люблю тебя» Мише не были такими уж осмысленными. Подростковая влюблённость. Именно она не давала мне видеть понимание истинной любви. Ведь…любовь это не просто слово. Это глубокое принятие того, что ты чувствуешь: безопасность в объятьях любимого, когда он первое, что ты хочешь увидеть утром; это также отдача, ты рискуешь пострадать, но тебе все равно; видеть его в худшем состоянии и все еще видеть в нем хорошее, что кто-то идеален для тебя, несмотря на их несовершенства. Все качества ты хочешь открыть в себе с появлением того самого.

Я люблю Семена. О, боже. Это очень плохо.

— Н-да, жди беды, как говорится. — Ее сарказм иногда может не вовремя встрять. Она тянется за салфетками, протягивает одну мне, и я тут же промачиваю ее своими слезами. Даже не почувствовала их возникновение. — Тебе нужно поговорить с Семеном, расставить точки на «i».

— Я не могу, — чуть громче протягиваю, и та предупреждающе зыркает на меня. — Мой сын…я не могу его подвести.

Отвлекается ненадолго, убедившись, наш разговор не всколыхнул волну недовольства в виде продолжительного плача ребенка и повернулась обратно, заговорив:

— Понимаешь в чем загвоздка, когда дело доходит до детей, они вроде как играют значимую роль, но все равно сереют на фоне разногласий между их родителями. — Настя печально пожимает плечами, подминает под себя ноги, сев по-турецки. Вся ее поза так неестественна. — Ввиду этого я безоговорочно приняла решение уехать отсюда, избавиться от того, что может принести куда хуже последствия.

— Что ты имеешь в виду?

— Вадик… Я поняла, что он не мой человек. Он — не тот, с кем мне суждено прожить свое «долго и счастливо», ведь его отрицательные стороны все чаще и чаще мешают мириться с этим. Надоело мне это гонение, Кать.

— А как же Макар?

Глаза падают на колыбельку. Ребенку от роду полгода и вряд ли он будет помнить своего непутевого отца.

— Поедет со мной. Мои родители…

Клянусь, я увидела, как искры показались между зубов.

— Они помогут пристроить на время у их знакомого. Это не тот город, в котором я хочу себя видеть. Возможно, преподавание в Чикагском университете поможет найти себя.

— Ты улетаешь в Америку?! — Взвизгиваю и стучу себя по губам. Осознание о расстоянии, которым выстроятся не только их дороги, но и наши, раскачивают наши качели дружбы. — Насть… — Мой жалобный вид становится еще глупее. — Ты оставляешь нас. Мы же окончательно потеряем связь друг с другом.

— Я знаю.

Она хватает мои руки и успокаивающе трет так, как делала это раньше, когда я пыталась справляться со своей агрессией самобытно. Меня трясет от усилившихся эмоций. Как так вышло, что все, кто мне дороги потихоньку начинают теряться в мире? Это больно. Я не была готова к этому. Да судьба и не дает время на разогрев.

— Я знаю, Зуенок. Мне противно от себя, что я вас оставляю одних здесь. Не должно все так получится, но…

Кажется, я догадываюсь что стало причиной ее отъезда. Не может быть. Я слышала, что ее родители искусно умеют уговаривать партнеров или конкурентов, используя технику теневого вымогательства, и даже представить не могла, какое консервативное влияние они оказывали на мою подругу. Учитывая, что она старательно избегала их на протяжении двух лет отношений со своим мужем (на заметку, он гражданский муж), в которых ей пришлось стать той, кто производит отвращение своим образом жизни для богатых родителей.

— Они поставили тебе ультиматум, — выдыхаю и хватаюсь за голову.

Затрудненно кивает. Одна слеза все-таки падает ей на щеку. Затем поднимает расплывчатый взгляд на меня.

— Но я ничего не смогу изменить. Это даже к лучшему.

— Ты можешь снова стать их зверенком в клетке.

— По сути я и не сбегала из клетки, — пожимает плечами и протирает под глазами мокрые следы. — Что же твориться с нами, Кать? Почему из-за козлов мужиков у нас все разваливается?

— Не знаю, — усмехаюсь. — Будь здесь Оксана, она бы организовала целебный девичник со стриптизерами, алкоголем, лимузином и открытыми нарядами. И кричала бы всем прохожим: «Эй, смотрите, мои подруги убиваются из-за каких-то мужиков, когда можно