Воскресенье, 10 июня 1770 г. – В полдень мы стоим под парусами в Негропонтском проливе при очень слабом ветре. В половине пятого после полудня все капитаны прибыли на корабль по сигналу для получения инструкций. Начали готовить воспламеняющиеся вещества, чтобы поджечь неприятеля, если мы не сможем приблизиться к нему нашими кораблями и чтобы сделать это по возможности неожиданно. В 8 вечера бросили якорь, чтобы избежать того, что течение к рассвету нас утянет выше по проливу, так как мы предполагали, согласно нашим картам, что находимся ближе, чем мы находились, но обнаружили, что протяженность пролива по меньшей мере на треть больше, чем отображено на картах.

В 3 часа ночи подняли якорь. В 7 утра рагузинское судно поравнялось с нами, оно направлялось в Негропонт, нагруженное желудями и [нрзб.], ему было приказано принять на борт солдат, чтобы проследовать со шлюпками и осмотреть, какие суда находились в Негропонте, и, если хоть какие-то турки взойдут на судно, чтобы их отвлечь, пока шлюпки не подойдут или пока наши работы не будут выполнены.

В 9 утра наш капитан морской пехоты, который прибыл с нами волонтером, поднялся скрытно на борт рагузинского судна с 20 морскими солдатами. Все шлюпки флота должны были быть с экипажем и вооружены, чтобы в любой момент быть готовыми действовать.

Понедельник [30 мая]/11 июня. В полдень был хороший попутный ветер, и мы шли мимо восхитительных мест, открывавшихся по обеим сторонам. По берегам у красивых заливов лежали поселения. Урожай там уже был сжат и находился в снопах около домов, окруженных оливами, виноградниками и тутовыми деревьями; при домах было много скота и хорошие лошади.

В 5 вечера нам открылся внизу на берегу круглый форт, это оказался вход в гавань. В 7.50 вечера, когда мы подошли ближе к форту, с цитадели, которую мы только что увидели, выпалили из пушки; также мы увидели всадников, на полной скорости скачущих из форта; через четверть часа из форта дважды выстрелили из пушки, мы тотчас увидели одного человека, выбегающего из форта, и это заставило нас заключить, что [форт] захвачен. После того как из форта выпалили два раза, наш любезный спутник албанский капитан [Поликути] поменял флаги и сказал адмиралу, что мы должны сразу лечь на якорь, так как дальше не было достаточной глубины. Адмирал решил, что Поликути так говорит от страха, и мягко ответил, что если там была достаточная глубина, чтобы принимать турецкие военные корабли, то хватит глубины и для нас. Однако господин Поликутин [здесь на русский манер Polikutin] настаивал на прежнем, сказав, что он только однажды был в этой бухте много лет назад. Мы легли на якорь и сообщили двум фрегатам пройти вперед, но они очень благоразумно легли на якорь за нами (если бы они так не сделали, то адмирал намеревался заставить их лечь на якорь как можно ближе к берегу, чтобы прикрыть шлюпки). Адмирал приказал погрузить людей, вооружить шлюпку и распорядился, чтобы и я [Эффингем] занял в ней место, чтобы измерить глубину пролива напротив форта. Русский мичман, который говорил по-английски, отправился со мной, чтобы руководить людьми.

Наши приказы заключались в том, чтобы после измерения глубин, если с форта не будут стрелять, спуститься на сушу и проверить, оставлен ли форт, и если мы им завладеем, выпустить две ракеты. Мы обнаружили, что глубина достаточна для любого корабля. Вскоре к нам присоединилась другая шлюпка, которую адмирал отправил с людьми и оружием, с ней мы пристали и нашли, что форт оставлен; мы выстрелили с него дважды нашими ракетами как сигнал того, что мы овладели фортом. Мы вывезли с собой два медных 4-фунтовых артиллерийских орудия, вернулись на наш корабль около 11 ночи и обнаружили, что все шлюпки флота с людьми и оружием стоят поблизости за кормой. В то же время мне сказали, что адмирал получил сведения, что [неприятельских] кораблей в гавани нет, а имеются только полугалера и несколько фелук. Поэтому я не отправился с ними. Всем командовал албанский капитан [Поликути], так как он говорил на славянском языке (Sclavonian language) и знал местность. Он отправился в полночь. Они вернулись рано утром и сообщили, что видели только две фелуки.

В 7 утра отправили наши шлюпки на берег на Морейскую сторону, чтобы привести нескольких бычков, пасшихся у берега около большого пустого склада. В 9 часов я [Эффингем] спустился на берег с адмиралом [Д. Элфинстоном], мы забрали 19 хороших быков и немного птицы, в 10 часов был дан сигнал вставать при малом ветре под паруса, и мы поднялись на борт фрегата «Надежда». В 11.25 ветер стих, и мы были вынуждены лечь на якорь, течение тянуло нас к берегу. В 11.15 мы вернулись на борт корабля «Три Святителя». Капитан Роксбург сказал адмиралу, что некоторые греки жаловались, что часть взятого скота принадлежала им, и он дал им 12 дукатов, которыми, как он сказал, они вполне удовлетворились и пообещали пригнать больше скота, если мы останемся. В 11.30 адмирал отправился на борт «Надежды», так как подул бриз вверх по проливу. В полдень на «Надежде» встали под паруса и опять стояли на расстоянии половины пушечного выстрела от форта при 7 саженях глубины. Мы сошли на берег у форта, с вершины которого очень хорошо просматривались окрестности и цитадель, но совсем не видно было города за холмом. С цитадели палили из многих пушек, но мы не могли видеть, где падали ядра. Мы выпалили один раз, когда вернулись с берега, чтобы выяснить расстояние до очень красивой турецкой деревни с мечетью, и ядро достигло ее, но никого из жителей видно не было. Неприятель поставил несколько больших шатров на холме (напротив форта, которым мы овладели), под цитаделью видно было множество конных и пеших, но никто не решился спуститься в долину.