Нехорошее предчувствие шевельнулось во мне.

Антилексей тоже насторожился.

И также – промолчал.

– Ты поступил верно, Авега, приняв Первую Земную Армию в наше Вече. – Смаргл Смагич прикрыл веки и покачал головой. – Я связывался с Белоглазом, по своим каналам… Он одобрил.

– Что он сказал, Смаргл?

– Всего несколько фраз. Вот они. В тексте Уложения о Вече Славянских Народов сказано о братстве славян «во веки веков». Следовательно, все века входят в это понятие, в том числе и прошедшие, в которых жили все встреченные нами древние воины. И хотя, в ходе закрепления упомянутой нормы, данная вероятность даже не осмысливалась, как не существующая в обозримой реальности… Тем не менее, в новой реальности – она БУКВАЛЬНО входит в упомянутую норму. Значит, полностью соответствует духу наших законов. А то, что не все среди них славяне… Жизнь рассудит. Иногда важнее совместная цель, а не поиски истоков родства…

– Вот и славно! – складки на лбу Святополка разгладились. – Так тому и…

* * *

Так тому и быть!

Ситуация, наконец-то, прояснилась и стала однозначной. Надеяться или опасаться, что после такого усиления Первой Земной Армии, какое произошло после братания с Армией Святополка Третьего, локосиане посмеют сунуться на Экс – не стоило. И сидеть на этой, враз успокоившейся, планете нам также не было резона. Отсюда не было реального выхода на родимую Землю, как не было и каких-либо теоретических зацепок – в каком направлении пытаться отыскать этот вожделенный Путь Домой. Все ответы на наши вопросы хранились в сухом, прохладном и надёжном месте, и называлось это хранилище одним смачным и ненавистным словцом…

ЛОКОС.

Самым заветным, самым неистовым и единственным желанием каждого землянина на Эксе было – ВЗЛОМАТЬ это хранилище ответов и просроченных долгов. Потому, когда до всех довели решение Объединённого командования Земных Армий: «Вперёд – на Локос!», ответом было единодушное ликование. Словно мы уже победили!

НАКОНЕЦ-ТО отправляясь в военный поход на Локос через захваченные терминалы, мы брали отнюдь не всех. Самые древние отряды с допотопным вооружением остались на Эксе. В их числе, за чертой допуска, оказались и неандертальцы.

Будущее показало, что это было самое доброе дело, которое мне удалось совершить для вождя Крома и его лохматых воинов.

Внутри меня царил игривый настрой. Тон, как обычно, задавал Антил, большой спец по всякого рода внутренней смуте.

«Эх, знал бы прикуп! Жил бы в…»

«Лучше бы ты знал своё место! – пытался я приструнить двойника. – Тогда и жить дольше будешь. А где – не так уж важно».

М-да-а. Вот уж поистине – знать бы своё место в этом вселенском бедламе…

Настоящая война начинается с того момента, когда в прицел начнут попадать мирные жители. Всё чаще и чаще. Пока прицельное устройство не превратится в дьявольский калейдоскоп с лихорадочно мелькающими целями. Пока мирные люди не возьмутся за оружие. Пока…

До этого момента, все наши телодвижения и потуги побеждать были не более, чем боевыми действиями, максимально приближёнными к манёврам. Настоящая ВОЙНА для меня началась через полтора часа после высадки на Локос. Когда танки, приданные моему Управлению, ворвались в ближайший небольшой город, именовавшийся Съярф…

Мы следовали за штурмовой бригадой «Коловрат» из бывшей армии Святополка Третьего. Иными словами, двигались по золе и развалинам. Потому-то населённый пункт Съярф меня не впечатлил нисколько – его уже просто не существовало! Вот ещё полчаса назад был, а сейчас… даже не напоминал.

Между нами и восславянами была временнáя пауза, не более получаса – иначе никак не получалось. Пространственная широкомасштабная переброска войск диктовала свои объективные условия – порционность и размеренность. Но, само собой, первые штурмовые отряды не могли топтаться поблизости порталов, чтобы накапливать свою численность и огневую мощь. Обстоятельства требовали одного: наступления силами десантных групп. С ходу – в бой! На нашей стороне была главная союзница – внезапность. На их стороне – полная для нас неизвестность. Провести разведку мы не имели никакой возможности… Мы пришли в чужой муравейник со своим уставом и надеялись разворошить его раньше, чем он всполошится и доберётся до уязвимых мест, которые есть у каждого.

Мы рвались вперёд!

Вперёд…

Это напоминало сплошной рейд по тылам. Ведь фронтов, по сути, не было. Мы возникли из пространственного континуума – прямо ПОСЕРЕДИНЕ ВРАЖДЕБНОЙ ПЛАНЕТЫ. А, как ни крути, никакого опыта захватывать целые планеты единым махом – ни у кого из нас не было. Даже у Святополка Ветрича.

Потому главная цель первого яростного натиска была одна – деморализовать и ввести в состояние непрекращающейся паники цивилизацию, позабывшую, что это такое – ВОЕВАТЬ.

Пока так.

…Последняя неделя промчалась не только калейдоскопом видений по линзам прицелов. Она безумной мозаикой жестоких картин, навсегда, обречённо, как выжженное тавро, врезалась в мою память.

Мне всё чаще и чаще приходила на ум аналогия: когда полчища варваров ворвались в Древний Рим – их вовсе не остановила красота, открывшаяся взорам, как не спасла она и жителей великого города. Напротив, красота явилась допингом, от которого упивающиеся триумфом победители впали в настоящее буйство, убивая и насилуя на фоне потрясающих своим величием и великолепием декораций. А потом завоеватели принялись и за сами декорации, отбивая головы у статуй, оскверняя фонтаны и храмы, низвергая шедевры архитектуры. Всего лишь несколько дней понадобилось им, чтобы превратить Рим в гигантское кладбище, развалины, помойку…

За прошедшие с той поры века человечество усовершенствовало механизмы разрушения. Оно развивалось по накатанному пути, так и не сумев обуздать Зверя, приговорённого к вечному заключению внутри нас. Теперь для того, чтобы изуродовать чужой город, достаточно было времени, исчисляемого не в днях – в минутах. И опять красота не справлялась со своей миссией спасительницы мира. Мы были «новыми варварами». В подавляющем большинстве…

Что же касалось меня – красота окружающего мира буквально разрывала пополам моё сознание. Трудно именовать себя туристом, путешествуя на танке. Невозможно сравнивать окуляр прицела с видоискателем меморикамеры. Но красота, сводящая с ума красота чужого мира, прорывалась всплесками эмоций в моё нутро. Накапливалась. И уже, похоже, начала исподволь свою разрушительную работу, разъедая фундамент боевых инстинктов. Многое из того, что я отмечал скользящим взглядом, стало являться ко мне в недолгих забвениях, даже недостойных именоваться сном.

В этих полуснах меня мучили сочные картины, где прекрасное было тщательно перемешано с жутким. Словно являлись полуобнажённые окровавленные музы, демонстрировали свои прелести и одновременно жаловались на ужасные боли и смертельные раны.