Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это был уже — Бильжо повернул за угол, снова стал вспоминать — 1217 год. Новый крестовый поход, пятый по счёту. Граф Блуа, едва не погибший при осаде Дамиетты, не взял его тогда с собой — мал ещё. У него хватало других оруженосцев, постарше. Вернулись с ним домой двое из троих. Третьим — Бильжо было тогда уже восемнадцать — стал он сам, сын Беатрисы де Монморанси…
Но вот снова поворот. Бильжо замедлил шаг, вгляделся в глубь перехода, ведущего к покоям фрейлин. Не длинный переход, шагов тридцать-сорок. Пять колонн слева отдают матовой белизной, справа — стена. Меж колоннами — воткнутые в гнёзда факелы. Один, другой… дальше темь, и лишь в конце прохода коптит ещё один, последний.
Бильжо остановился. Но надо идти, хоть впереди и мрак, таящий возможную опасность. Он сразу же подумал об этом, едва увидел темноту. Не спеша он двинулся вперёд в свете двух первых факелов. Он не смотрел на них, зная, что какое-то время после этого трудно будет что-либо различить во тьме. А между тем она настораживала, будила воображение, заставляла слушать её, а значит, быть готовым к любой неожиданности. Здесь, в чужом замке, от неё не застрахован ни один человек.
Но вот пройдена почти половина пути. Слева, за спиной, остался горящий факел, впереди — колонна, но уже тёмная, не белая, за ней другая, чуть ли не чёрная. Чуткий, как мышь, и осторожный, как кошка, Бильжо прошёл мимо первой тёмной колонны, вглядываясь во мрак. Глаза уже успели привыкнуть к нему. Шаг, другой, третий… Жутким и таинственным казался ему самому звук собственных шагов в пустом и тёмном проходе, казалось, затаившемся, поджидающем свою жертву.
И тут Бильжо почуял опасность. Он умел её предугадывать, его обучали этому. Угроза исходила от колонны, вернее, из-за неё, он сразу понял это и скорее почувствовал, чем увидел, как движется в его сторону человек, чёрный, невидимый. Бильжо был готов к встрече, рука давно уже держала нож. Невидимый взмах, тонкий короткий свист — и лезвие вонзилось туда, куда ему и было указано — в шею. Послышался хрип, булькающий, предсмертный, — и на пол рухнуло тело, головой к ногам того, который через секунду-две должен был быть убитым. Бильжо отдёрнул ногу — голова трупа стукнулась об его ступню, — но не пошёл дальше. Напротив, сделал шаг назад и изготовился ко второму броску, как вдруг из-за колонны послышался спокойный голос:
— Постой! Не бросай свой нож.
Бильжо опешил. Голос! Где он мог слышать его? Чей это был голос? В каких закоулках его памяти он прятался до сих пор, в нужную минуту дав знать о себе? А из-за колонны в это время снова послышалось:
— Ты ведь не убьёшь своего старого друга и учителя, Бильжо?
Аутар! Бильжо чуть не вскричал от удивления. Ещё мгновение — и он метнул бы нож в того, кто показался бы из-за колонны. В своего друга, которого любил как отца!
— Аутар!.. Ты?..
— Я рад, что ты не забыл меня, сынок, — сказал человек и вышел из своего убежища.
Бильжо увидел только чёрный силуэт, но сразу узнал своего старого учителя. И ещё по голосу. Но не убрал ножа, готовый к немедленному действию. В этом мире вчерашний друг сегодня мог стать врагом, и наоборот. Ассасин тем более: миг — и нет тебя.
Словно угадывая его мысли, человек проговорил:
— Убери. Я знаю, что нож всё ещё у тебя в руке. Догадываюсь, что не веришь мне. Тогда иди за мной.
И пошёл вперёд, в сторону последнего факела, пятого. Бильжо, не сводя с него глаз, двинулся за ним, готовый увернуться, но не бросать ножа. Он хорошо знал, что такое ассасин, но он свято уважал законы дружбы, хотя и прежней.
Они вышли в коридор. Перед ними двери покоев фрейлин. Слева — окно и та самая дверь, где Амальда. Справа — лестница, ведущая вниз; далеко впереди — тоже окно и рядом площадка меж двумя лестничными маршами — вверх и вниз. Здесь было людно: по лестницам, той и другой, сновали слуги — с бельём, с вином, с предметами одежды.
Человек вышел на эту площадку и обернулся. Бильжо стоял рядом, в двух шагах. На губах человека играла улыбка. У него тёмные волосы, борода, усы, прямой нос, глаза цвета бирюзы с цепким, изучающим взглядом. На шее шрам — оставило лезвие меча. Он протянул вперёд обе руки — ладонями вверх. Бильжо помнил этот жест. Ещё давно, когда они — учитель и ученик — были друзьями, меж ними был уговор: они расстаются, кто знает, надолго ли? Кто в каком стане — тоже неизвестно. Может статься, хозяева пошлют их убить один другого. Но ни тот, ни этот не должны поднять руки. В знак такого уговора оба, взрезав себе ладони, обменялись рукопожатием, смешивая кровь. И ещё непременное условие нерушимой дружбы: при встрече протянуть друг другу руки ладонями вверх в знак того, что нет в этих ладонях тайного оружия. Оба свято помнили свою давнюю клятву, и Бильжо в ответ протянул свои ладони.
— Слава Богу, наконец ты мне поверил, зная в то же время, что я пришёл сюда, чтобы тебя убить, — промолвил ассасин.
— Не сам, тебя заставили, — отозвался Бильжо. — Твой хозяин.
— Если ты о Старце Горы, то ошибся. Ты ведь знаешь, я давно не служу ему.
— Зачем ты отрастил бороду и усы, Аутар? Ведь я мог убить тебя, как того. Тебя спас голос, который мне не забыть, как и две руки — наш с тобой знак священной дружбы.
— Меня могли узнать, будь я без бороды и усов.
— Кто?
— Убийца. Я знал, что его подошлют ко мне — Хозяин не прощает измены.
— И он пришёл?
— Представь, разыскал даже здесь.
— Где же он?
— Лежит у колонны с ножом в горле.
— Так это был он?
— Промедли ты мгновение, и он всадил бы тебе нож в затылок.
— Ты ведь знаешь, я хорошо вижу в темноте.
— На это я и рассчитывал, но был начеку. Мне хорошо была видна его спина.
— Выходит, я тебя опередил?
— Ты был способным учеником, Бильжо.
— За что же он хотел меня убить?
— Я сказал ему, что перед ним Аутар.
— Вот оно что! Он шёл с ножом на тебя. Теперь он, надо полагать, в раю, о котором так мечтал.
— Скорее в объятиях сатаны.
Бильжо улыбнулся. Впервые за то время, когда шёл во тьме. Поискал глазами, увидел дубовую скамью у стены.
— Присядем. Впрочем… — Он вспомнил, что шёл к Амальде. — Идём со мной. Это рядом.
Они вошли в покои фрейлины. Она лежала в постели. Простуда. Текло из носа, слезились глаза, донимал чох. Рядом с ней на тумбочке куча платков, питьё. У изголовья стояла камеристка, в смущении мяла пальцы рук.
— Ступай, погуляй, милая, — бросил на неё взгляд Бильжо. — Мне надо поговорить с сеньорой.
Камеристка, сделав лёгкий реверанс, проворно упорхнула. Надо думать, не без тайной радости.
Пожав ручки даме своего сердца и с самым серьёзным видом справившись о её здоровье, Бильжо склонился и поцеловал Амальду в щёку. Она улыбнулась. Бильжо глазами показал на Аутара.