ты еще поживешь и сможешь поучаствовать в моих поисках. Если, конечно, уже завтра не будешь у меня в услужении, как и все вокруг.

Фигасе, у кого-то планы наполеоновские. А ты, глупая Люда, все любовь-любовь. Прав Лукин.

Вместо ответа ему, Егор обратился ко мне, впрочем, не меняя позы и не отводя оружия и взгляда от противника.

– Люда, ты в состоянии идти самостоятельно?

Я оперлась на здоровую руку, которую сразу лизнула речная волна.

– Да, – ответила ему, незаметно подцепляя воду горстью.

– Тогда вставай и уходи. Может зацепить.

“Водица текучая, сила твоя могучая, преград не знающая, помоги! Ветром-воздухом лети, огонь ворога лютого погаси-изведи!” торопливо сформулировала я приказ в голове и ощутила, как в кулаке стало очень холодно, и в кожу впились острые грани.

– Неправильное решение, Волхов, – раздраженно прокомментировал это маг и чуть двинул рукой, еще увеличивая свое огненное орудие, и оно сорвалось с его пальцев, а я разжала ладонь. – Ох, неправильное!

С ревом шар пламени понесся в майора, белая вспышка, грохнул выстрел. Ледяные кристаллы взвиваются и, в мгновение ока обращаясь острыми иглами, прошивают убийственный пламенный мяч, аннигилируя его в считанных сантиметрах от груди майора, что уже валился на бок в попытке уклониться и продолжая стрелять. Вспышка-вспышка-вспышка, грохот выстрелов сливается и исчезает. Бувье дергает и отбрасывает, он падает на спину. Егор же наоборот взвивается на ноги, выхватывает здоровенный нож и бросается к Бувье, наваливается, и через секунду я слышу влажное тошнотворное бульканье, хрип и хруст.

Когда Волхов встает, с его рук и лезвия ножа капает кровь, а тело мага оказывается обезглавленным. Куртка на груди майора таки пропалена насквозь, кожа под ней, наверное, тоже, потому что он болезненно кривится, направляясь ко мне.

– Ты цела, Люда? – спрашивает он.

– Относительно, – отвечаю и в попытке опереться на песок, натыкаюсь на холодный металл Чаши.

– Давай помогу встать, – протягивает мне руку Егор. – Нужно уходить, пока навий совсем не разошелся, и вампы у него не закончились.

– Данила! – я начала озираться в тревоге, осознав, что уже не слышу его голоса и не вижу вспышек.

Понятно, что на убийство мага ушло по факту всего две-три минуты, а то и меньше, но на тех скоростях, на которых тут все происходит, этого хватит сто раз ведьмака растерзать.

– Его Хлысты успели раненного вытащить, успокойся! Давай, надо поторопиться! – продолжил настаивать Егор, протягивая руку и извлекая одновременно из кармана фонарик. – Сейчас найду эту…

“Творцом завещано: в людские руки никогда не должна быть отдана. На свет солнечный во веки веков не должна быть явлена,” – внезапно громко и отчетливо прозвучало в моей голове услышанное прежде, заглушая и слова бывшего любовника.

– Руки… – скривилась я нарочито, судорожно соображая, как быть. – Помой, пожалуйста.

– Не до того сейчас.

– Пожалуйста! – целенаправленно добавила я жалобности в голос, уже принимая решение и незаметно задвигая артефакт за спину.

Волхов досадливо выдохнул, костеря наверняка чокнутую бабу за капризы, и повернулся к воде, присел, торопливо начав смывать кровь Бувье.

Я схватила Чашу, вскочила, молясь, чтобы не рухнуть сразу же после удара по голове от Бувье, и шагнула мимо него в реку. Развернулась и бухнулась на колени лицом к лицу, роняя артефакт.

– Что ты… – начал Егор, отшатываясь, но я сцапала его за руку своей и чиркнула услужливо выстрелившими когтями второй по коже его ладони.

Доля секунды – Чаша опять у меня, сразу с водой, и я успела подхватить в нее несколько капель его крови до того, а майор вырвался и отскочил.

– Ты что задумала! Отдай! – тут же кинулся он обратно, стремясь отнять кубок.

Но я вскочила и пнула воду, отправляя в полет кучу брызг и закричав вслух: “Закрой-оборони-не навреди!”, и между нами встает стена изо льда.

– Люда! Ты что творишь?! – орет Волхов и колотит по ней.

– Освобождаю, – шепчу я в ответ.

Моя сила, что все эти минуты не ощущалась чем-то отдельным от меня, внезапно настораживается, но я не даю ей времени.

– Меоруб Инвии Вунатиш, велю тебе человека, чья жива в тебе с водой земной смешана, от оков, наложенных моей силой, освободить! – “Не-е-ет!” взрывается в сознании и над ним возмущение, мигом становящееся яростью. – Весь вред причиненный вспять обрати, тягу уничтожь, силы все до капли верни, память со…

И тут сила мне врезала! Это было похоже на то, как если по мне всей и всюду вмазали одновременно и снаружи, и изнутри. Причем со всей дури, заставляя себя почувствовать адски опустошенной. Если бы содранная шкура могла бы как-то себя чувствовать, то это бы и было то, что прилетело мне. Куда там Бувье с его пинками!

Как только перед глазами перестало вспыхивать, я заморгала и увидела, что ледяная стена стремительно оседает. Торопливо попятившись, я рухнула спиной в реку, позволяя подхватить себя и потянуть на глубину. Привычно закрутило-закачало-огладило, утешая, снимая боль и избавляя от пустоты, но на этот раз от воды шла не радость, а скорее уж настороженное изумление.

– Меоруб Инвии Вунатиш, слушай меня! – четко произнесла я у себя в голове. – Слушай и отвечай!

– Слушаю! – прошелестело металлически.

– Приказываю тебе отпустить все силы, которыми ты обладаешь, и перестать быть.

– Нет твоей власти требовать такого. Только у творца!

Ладно, мы не гордые и пойдем другим путем.

– Волей той, кто тебя призвал, и всей мощью воды текущей, мне подвластной, отныне имени я тебя лишаю. Я услышана?

– Услышана.

– Отзываться на любой зов, людской ли, нечисти ли, нелюди любой запрещаю! Я услышана?

– Услышана! – на этот раз в безэмоциональности металла мне почудилось облегчение что ли.

– Сокрыта будь до скончания времен и ни под свет солнца, ни под свет луны никогда не смей явиться. Я услышана?

– Услышана-а-а! – Вот теперь это уже была радость. Радость освобождения.

Я разжала руки, позволяя артефакту исчезнуть и веля воде сокрыть его навсегда. Ну его к черту с такими силами играться.