Осталось подготовить еще одну бумажку. Вайолет, секретарь московского отделения МИ-6, отпечатала экземпляр инструкций к плану побега на растворимой бумаге. Если КГБ всех арестует, эту шпаргалку «можно растворить в воде или, в худшем случае, рассосать во рту». В случае крайней необходимости команда МИ-6 просто съест операцию «Пимлико».

4 часа дня, Москва, Ленинский проспект

Гордиевский надел тонкий зеленый свитер, старые зеленые вельветовые брюки и поношенные коричневые ботинки — их он вытащил из дальнего ряда в шкафу, надеясь, что на них не распыляли радиоактивной пыли или каких-то других веществ, которые могли бы привлечь внимание собак-ищеек. Эта «спортивная» одежда должна была навести консьержку (а заодно и соглядатаев из КГБ) на мысль, что, скорее всего, он отправляется на пробежку. Гордиевский запер снаружи дверь квартиры. Уже через несколько часов ее вскроют кагэбэшники. «Я понимал, что не просто запираю дом и свое имущество, а навсегда расстаюсь с семьей и прежней жизнью». Он не стал брать с собой ни фотографий близких, ни других памятных вещиц. Не стал делать прощальных звонков ни матери, ни сестре, хотя понимал, что, скорее всего, никогда больше их не увидит. Не оставил записок с объяснениями или оправданиями. Он не сделал ничего такого, что выходило бы за рамки его обычной жизни, как-то выделяло бы этот день среди прочих. Консьержка даже не подняла головы, когда он проходил мимо. У него оставалось ровно полтора часа на то, чтобы через всю Москву добраться до Ленинградского вокзала и в последний раз уйти от хвоста.

В предыдущие разы, уходя от слежки, он заворачивал для начала в ближайший торговый центр. В этот раз он сразу пересек проспект и направился к лесу, тянувшемуся с другой его стороны. Оказавшись среди деревьев, перешел на бег трусцой, затем стал постепенно увеличивать скорость и наконец помчался во весь опор. Теперь за ним точно не угнался бы тот толстяк-кагэбэшник. В конце лесопарка он снова пересек дорогу, повернул, а затем вошел в торговый центр, но уже с обратной стороны. Полиэтиленовые хозяйственные пакеты были тогда относительной редкостью и слишком бросались в глаза, поэтому он купил небольшую дешевую сумку из кожзаменителя, переложил туда содержимое пакета и вышел из магазина с другой стороны. Потом он методично прошел все привычные этапы «проверки»: в метро впрыгнул в уже закрывавшиеся двери вагона, через две остановки вышел, дождался следующего поезда, убедился в том, что в него вошли все до одного пассажиры, стоявшие на платформе, а потом, когда двери захлопнулись, сел в поезд, который шел в противоположную сторону. Выйдя из метро, он зашагал сначала по одной улице, затем дважды свернул, зашел в магазин с одной стороны, а вышел с другой.

На Ленинградском вокзале наблюдалась необычайная толчея, его патрулировало множество милиционеров. В Москву съезжалось около 26 тысяч леваков из 157 стран — со следующей недели как раз начинался XII Всемирный фестиваль молодежи и студентов, проходивший под лозунгом «За антиимпериалистическую солидарность, мир и дружбу». На торжественном открытии Горбачев заявит участникам фестиваля: «Здесь, на родине великого Ленина, вы можете непосредственно ощутить, сколь глубоко предана наша молодежь благородным идеалам гуманизма, мира и социализма»[78]. Большинство участников фестиваля приехали в Москву, конечно, совсем не ради Ленина, а ради музыки: среди исполнителей должны были выступать Дин Рид — американский просоветский певец, перебравшийся по другую сторону «железного занавеса», — британский поп-дуэт Everything But the Girl, а также Боб Дилан, которого пригласил лично поэт Андрей Вознесенский. Многие молодые делегаты приезжали из Скандинавии через Финляндию. Гордиевский вначале встревожился, увидев столько милиции на платформах, но потом успокоил себя: раз такое количество людей пересекает сейчас северную границу, у пограничников и так хлопот полон рот, может быть, они обратят меньше внимания на дипломатические машины, едущие в противоположную сторону. Он купил в ларьке хлеб и сосиску. Хвоста за собой не заметил.

Ночной поезд «Москва — Ленинград» состоял в основном из плацкартных вагонов, где в каждом отсеке имелось по шесть коек, с общим открытым коридором. Гордиевскому досталась верхняя полка. Он взял у проводницы комплект белья и постелил себе постель. Проводница — девушка, скорее всего студентка, подрабатывавшая в летние каникулы, — не обратила на него особого внимания. Ровно в половине шестого поезд тронулся. Гордиевский съел свой скромный ужин, стараясь унять беспокойство. Рядом его соседи по отсеку дружно решали кроссворд. Часа через три Гордиевский принял двойную дозу успокоительного, залез на свою полку и провалился в глубокий сон, осложненный умственным утомлением, страхом и химикатами.

7 часов вечера, Москва, британское посольство

Фуршет в честь вступления нового посла в должность прошел очень удачно. Сэр Брайан Картледж, приехавший в Москву накануне вечером, произнес небольшую речь, из которой сотрудники МИ-6 впоследствии не могли вспомнить ни единого слова. Рейчел осталась дома, продолжая исправно стонать в спрятанные микрофоны, то и дело «всхлипывая для разнообразия». После часа дипломатического трепа под канделябрами двое сотрудников разведки вежливо откланялись, сказав, что им необходимо сегодня же вечером выехать в Ленинград, чтобы завтра показать Рейчел врачу в Финляндии. Из всех присутствовавших на приеме лишь посол, министр Дэвид Рэтфорд и секретарь МИ-6 Вайолет Чэпмен знали об истинной цели этой поездки. Под конец вечеринки Вайолет достала из принадлежавшего МИ-6 сейфа «дорожную аптечку», подготовленную для операции «Пимлико», и вручила ее Аскоту. Там лежали транквилизаторы для взрослых и два шприца — для вкалывания успокоительного двум перепуганным маленьким девочкам.

На Кутузовском проспекте, пока мужчины относили в машины все необходимое, Рейчел вошла в спальню, где уже спали дети, и поцеловала их на прощанье. Она не знала, когда увидит их в следующий раз. «Если нас поймают, — думала она, — мы застрянем где-нибудь очень надолго». Джи отвел свою ковыляющую жену с негнущейся спиной к «форду-сиерре» и усадил на переднее пассажирское сиденье.

Примерно в четверть двенадцатого автоколонна из двух машин выехала на широкий проспект и поехала на север. Джи ехал первым на «форде», за ним следовал Аскот на «саабе». Обе супружеские пары взяли с собой кучу кассет с разной музыкой, чтобы было что слушать во время долгой поездки до Хельсинки.

До Сокола за ними следовала машина наружного наблюдения КГБ, а потом отстала. Выезжая на широкое шоссе, Аскот и Джи не заметили за собой явной слежки. Но само по себе это не должно было слишком их обнадеживать. У КГБ не было необходимости просто все время сидеть на хвосте у машин: вдоль каждой из основных автомагистралей через некоторые промежутки располагались посты ГАИ (Государственной автоинспекции), и их сотрудники отмечали, когда именно мимо проехала машина, находящаяся под наблюдением, передавали по рации сообщение об этом следующему посту, а в случае необходимости связывались с автомобилями кагэбэшников, которые могли ждать неподалеку, в неприметном месте.