Пауэлл поднялся.

— Я сам разыщу премьер-министра.

Приняв оскорбленный вид человека, столкнувшегося с проявлением чудовищной невоспитанности, Мур вызвал лакея, и тот вывел Пауэлла через боковую дверь в мокрый сад и повел по тропинке к какому-то строению, похожему на «садовый сарайчик».

Маргарет Тэтчер сидела в кровати, обложившись документами.

«При виде меня она чрезвычайно удивилась».

Пауэллу понадобилось всего несколько минут, чтобы полностью разъяснить ситуацию, и еще меньше — чтобы получить от Тэтчер разрешение на операцию «Пимлико». Не названный по имени шпион сыграл очень важную роль в ее премьерстве — с большим риском для себя самого. «Мы обязаны сдержать обещания, которые мы давали нашему агенту», — сказала она.

Позже Пауэлл пояснил: «Она очень им восхищалась, хоть это и шло вразрез с ее принципами: она ведь ненавидела предателей. Но он к ним не относился. Он принадлежал к другой категории. К тем, кто имел мужество противостоять режиму, она питала огромное уважение».

Мистер Коллинз — кем бы он ни был — оказал Западу неоценимую услугу, а теперь ему грозила опасность, и Британия, невзирая ни на какие дипломатические последствия, должна была сделать для его спасения все, что в ее силах.

Миссис Тэтчер не знала тогда — и не узнала позже, — что давала свое согласие на операцию, которая уже началась. Если бы она тогда отказалась санкционировать попытку побега, уже никто не смог бы сообщить Гордиевскому, что на условленном месте встречи его не будут ждать. Он оказался бы брошен на произвол судьбы.

Операцию «Пимлико» нельзя было остановить.

10 часов утра. Москва, британское посольство

По мере того как время отправления приближалось, Рой Аскот испытывал все нараставшее волнение, с которым соревновался поминутно усиливавшийся страх. Часть ночи он провел в молитвах. «Я был совершенно уверен, что, как бы мы ни готовились, только молитва поможет нам благополучно выполнить операцию». МИ-6 еще никогда прежде не переправляла никого через советскую границу, даже не пыталась. Если Пимлико прибудет на место встречи один, задача и так предстоит непростая, если же (как и ожидалось) он возьмет с собой жену и детей, шансы на успех операции становятся ничтожными. «Я думал: ведь его же застрелят. План может не сработать. Мы все понимали, насколько это все ненадежно. Мы стремились выполнить обещание, мы должны были это сделать — даже если брались за непосильную задачу. Я прикинул, что вероятность успеха — процентов двадцать, а то и меньше».

Из Сенчури-хаус пришла телеграмма. Начальство в Лондоне «заметило признаки шатания» среди посольского руководства — и сочинило «духоподъемное» послание. Там говорилось: «Премьер-министр лично одобрила эту операцию и выразила полную уверенность в том, что вы с нею справитесь. Мы все присоединяемся к ее мнению, на 100 процентов поддерживаем вас и не сомневаемся в вашем успехе». Аскот показал телеграмму Картледжу, чтобы продемонстрировать «абсолютную поддержку из Лондона на высшем уровне».

Потом возникла еще одна заминка, грозившая погубить все дело. Чтобы выехать из Советского Союза на машине, иностранным дипломатам требовалось получить официальное разрешение и специальные автомобильные номера. Гараж, выдававший эти спецномера, по пятницам закрывался в полдень. Для «форда» Джи новые номера удалось получить без помех, а вот «саабу» Аскота дали от ворот поворот со словами: «Сожалеем, но выдать спецномера вашей машине не можем, потому что у вашей жены нет водительских прав». Месяц назад у Каролины украли сумочку, где лежали ее советские права, и, чтобы получить замену, она отправила в консульство свои британские права. Документы с новыми советскими правами к ней еще не вернулись. Дело в том, что дипломатам не разрешалось ездить в одиночку; без спутника с действующими советскими водительскими правами Аскоту не имели права выдать спецномера, а без этих спецномеров они с женой не могли выехать из Советского Союза. Операция «Пимлико» могла разбиться вдребезги об эту крошечную, но неустранимую подводную скалу советского бюрократизма. В 11 часов, за час до закрытия государственного гаража на выходные, Аскот все еще мучительно искал в уме решение, когда из советского МИДа вдруг пришел конверт: внутри лежали и британские, и новые советские водительские права Каролины. «У нас оставался всего час на то, чтобы приделать к машине новые номерные знаки. Я поверить не мог, что все уладилось, — нам просто невероятно повезло». Но потом, взвесив все еще раз, Аскот задумался: а было ли столь неожиданное и своевременное возвращение прав действительно счастливой случайностью — или, быть может, частью коварного замысла КГБ? «Последнее препятствие на нашем пути было устранено, но уж слишком как-то гладко все получалось».

11 часов утра. Москва, Ленинский проспект

Гордиевский все утро старательно убирал и мыл квартиру. Уже очень скоро КГБ все здесь разгромит — поотрывает половицы паркета, разорит библиотеку, выдергивая из книг страницу за страницей, разнесет в щепки мебель. И все же с какой-то странной гордостью Олег решил, что его жилище должно быть «в идеальном порядке», когда эти варвары явятся крушить его. Он вымыл полы, расставил в шкафы посуду, постирал в тазу одежду и развесил ее сушиться. На полке он оставил сберкнижку, положив рядом аккуратную стопку денег — 220 рублей. Лейле должно хватить этого на пару месяцев. Это был небольшой жест… Вот только что он символизировал? Неустанную заботу о семье? Просьбу о прощении? Сожаление? Деньги, возможно, даже не дойдут до Лейлы, их наверняка конфискуют или прикарманят кагэбэшники. И все же, оставляя их, как и вылизывая до последней пылинки квартиру, Гордиевский посылал определенный сигнал, который, пожалуй, рассказывал о нем гораздо больше, нежели он сам предполагал, а именно: ему хотелось, чтобы его считали хорошим человеком. Он хотел, чтобы в КГБ — учреждении, которое он так долго и сознательно обманывал, — зауважали его. Он не оставил никакой записки с попыткой оправдать себя, объяснить, почему же он предал Советский Союз. Если его поймают, КГБ вытянет из него все эти объяснения — и на сей раз, можно не сомневаться, уже не столь деликатными методами, как подмешиванье «сыворотки правды». Он оставил безукоризненно убранную квартиру и много чистого белья. Как и моэмовский мистер Харрингтон, Гордиевский не хотел пускаться в бега, не покончив со стиркой.

А потом он приготовился выполнить уже четвертую по счету «проверку» — операцию по избавлению от кагэбэшного хвоста. Важно было вовремя выйти из дома. Если он покинет квартиру и уйдет от преследователей слишком рано, они могут в конце концов понять, что происходит, и забить тревогу.

А если он выйдет слишком поздно, то может не успеть избавиться от слежки — и тогда притащит за собой на вокзал остатки кагэбэшного хвоста.