Взаимосвязь таких факторов, как кризисная ситуация, дефицит финансовых средств в распоряжении магистрата и участие общественности в управлении городом, станет еще более очевидна, когда мы обратимся к противохолерным мероприятиям, которые, при возникновении эпидемий этой болезни в Российской империи, периодически были необходимы и в Варшаве. Здесь давала о себе знать принципиальная проблема: сложные превентивные меры стоили много денег. Снова и снова финансовые подразделения местных органов власти жаловались на тяжкое бремя, которым ложилось на их бюджеты создание холерных бараков, карантинных отделений в больницах или на вокзалах и лабораторий для бактериологических исследований, а также приобретение мобильных дезинфекционных устройств и оплата дополнительно нанимаемых врачей и фельдшеров512.

Ввиду ограниченности средств, имевшихся в распоряжении государственных и городских властей, имперская бюрократия вынуждена была опираться на сотрудничество с представителями городской общественности. Например, искать добровольцев, которые вызвались бы исполнять соответствующие работы. Студенты-медики, изъявлявшие желание участвовать в борьбе с холерой в Варшаве или в более пострадавших от эпидемии внутренних районах России, получали освобождение от занятий. Им разрешали сдать экзамены позже и выплачивали компенсацию расходов, понесенных в связи с добровольной работой513.

Даже во времена чрезвычайного положения, введенного по политическим причинам, эти формы участия граждан в государственных делах приветствовались. В 1908 году, спустя всего два коротких года после взрыва революционного насилия, у ворот Варшавы встала очередная угроза эпидемии холеры. Из Санкт-Петербурга в августе пришло сообщение о нескольких смертельных исходах, а уже 12 сентября умер первый больной в Варшаве. Однако состояние городской казны было – в том числе и в результате революции – катастрофическим: президент города еще в августе написал генерал-губернатору, что в казне не осталось финансовых средств для предупреждения эпидемии. В этой опасной ситуации Комитет по борьбе с холерой, назначенный генерал-губернатором, разработал проект «санитарного попечительства». Членов нового органа должно было предлагать Варшавское гигиеническое общество. Задачи так называемых санитарных попечителей включали в себя санитарно-гигиенический надзор за городскими районами, т. е. за состоянием общественных мест, школ, фабрик и других общественных учреждений. Попечители должны были выявлять потенциальные источники опасности и вести среди городского населения разъяснительные беседы о личной гигиене и санитарно-профилактических мерах. Кроме того, также предусматривалось, что попечители будут участвовать в полицейских контрольных мероприятиях. Итак, предложение об участии в борьбе с холерой, обращенное к обществу, подразумевало, что представители последнего будут прикомандированы, в роли помощников полиции, к государственным структурам и таким образом задействованы, по крайней мере символически, в осуществлении государственной власти на весьма ответственном участке работы514.

Кроме того, генерал-губернатор в этот кризисный момент был готов преодолеть типичный для имперских должностных лиц страх перед контактами с католической церковью. Так, председатель Комитета по борьбе с холерой с одобрения Георгия Скалона связался со священнослужителями всех религиозных общин в Варшаве, включая католическое духовенство. Духовным лицам вменялось в обязанность немедленно сообщать властям обо всех случаях заболеваний, когда возникало подозрение на холеру. Вдобавок им было поручено популяризировать в своих общинах рекомендации по гигиене515. Примерно так же, как городские власти Гамбурга, обычно отказывавшиеся иметь дело с социал-демократами, использовали их, чтобы быстро распространить в максимально широких слоях рабочего населения города информацию о мерах предотвращения эпидемии, – так и царские власти в Привислинском крае были готовы использовать параллельные структуры, функционирующие в Варшаве. Нехватка средств в казне и надвигающаяся холера помогли варшавскому генерал-губернатору понять, что без привлечения церковных коммуникационных сетей и населения города к государственной работе по предупреждению грозящей всем опасности не обойтись.

Были и иные причины, по которым взаимодействие между сторонниками «примирения», позитивистами и филантропами разных вероисповеданий с одной стороны и генерал-губернатором – с другой было, по крайней мере частично, успешным. Если говорить о представителях «угоды», то, несомненно, сыграла свою роль дворянская сословная солидарность, ведь генерал-губернатор и некоторые из выдающихся деятелей этого движения – такие, как маркиз Велёпольский, – были в силу своего благородного происхождения связаны принадлежностью к аристократическому сословию. Но помимо этого их объединяла заинтересованность в поддержании общественного порядка и стабильности. Однако и позитивистам стабильность в крае представлялась условием экономического, общественного и культурного прогресса. Позиция филантропов основывалась на том постулате, что содействовать – с помощью меценатства и благотворительных мероприятий – культурному и социальному развитию общества легче в безопасные времена. Столовые для городских низов и концертные залы для светской элиты гармонично сосуществовали до тех пор, пока была обеспечена принципиальная стабильность общественных отношений и иерархий. Несмотря на большие разногласия по поводу дальних, стратегических целей и будущего польских провинций империи, все упомянутые здесь акторы все же были едины в своей ориентированности на такой идеал развития, согласно которому экономические и культурные перемены должны происходить очень постепенно и без радикального изменения социального статус-кво.

Однако именно в этом пункте российский генерал-губернатор и высокопоставленные представители польской шляхты и буржуазии столкнулись в конце XIX века с новыми проблемами: в 1890‐е годы у них возник новый, непредсказуемый противник – в лице молодого, радикального и нетерпеливого поколения национал-демократов и социалистов. Уверенному и безопасному существованию правящих и имущих кругов русской, польской и еврейской национальности в равной степени положила конец революция 1905–1907 годов. Опыт революционного хаоса и неконтролируемого насилия привел и в Царстве Польском к тому, что и в условиях чрезвычайного положения, объявленного генерал-губернатором Скалоном, сохранялись и даже стали активнее использоваться зоны контакта между варшавским гражданским обществом и царскими чиновниками. Тем самым разрешается и кажущееся противоречие между политическими условиями – сохранением до 1909 года чрезвычайного положения – и одновременно нараставшим общественным участием в городском управлении. Поскольку после волн революционного насилия потребность в установлении внутреннего мира в крае была общей, представители органов власти и эмиссары варшавской общественности могли вместе заседать в комиссиях516.