Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На следующее утро мы опять вышли ни свет ни заря, на этот раз, чтобы успеть до образования очереди, которая может сформироваться под Дымоходом. Каждый раз, когда я подхожу к этому образованию, пытаюсь вспомнить, когда в последний раз лазила по нему. Это просто каменная труба, и в ней нет ничего страшного, если бы только она располагалась в другом месте. На К2 все непросто. После целого дня восхождения мы добрались до второго лагеря, известного своими ветрами. Все палатки жмутся друг к другу на крутом склоне, а рядом видны вмерзшие в лед клочья старых разорванных палаток, их покореженные каркасы и всевозможные остатки снаряжения предыдущих экспедиций. Когда ветер воет, а температура резко понижается, нет ничего лучше, чем заползти в свою палатку, скинуть снаряжение, снять носки, обтереться, выпить чашку горячего чая и подготовиться к плотному ужину. Не имеет значения, который на дворе час, 2 часа дня или 6 часов вечера, это ритуал. Простые привычные занятия компенсируют яростную концентрацию и интенсивную физическую работу на пути к по-ставленной цели.
Где-то там, в оставшемся внизу мире, Джонатан заходил на сайт метеобюро, загружал сводки, обрабатывал их и отправлял информацию для моего Garmin inReach, на котором я могла получить только текстовые сообщения, но не картинки. Я всегда чувствую себя лучше, вооружившись максимально достоверными данными: одаренный менее Нострадамуса не может точно предсказать погоду на К2 на такой высоте. Мы провели два дня, сгрудившись вчетвером в палатке, прислушиваясь, как воет ветер и валит снег, пока Фарман по рации не сообщил, что нам придется спуститься ради важного обеда: 6 июля отмечался Ид аль-фитр, конец Рамадана. Для многих из нашей команды, кто соблюдал пост в течение 30 дней, была возможность осмыслить это время, а для остальных – повод вспомнить о том, как важны такие ценности, как благодарность и сострадание. Персонал кухни постарался и приготовил настоящий пир. В гигантской палатке-столовой мы преломили хлеб, от души угостились рисом балти, мясом и сладостями и чудесно провели вечер, наслаждаясь пением, танцами и шутками.
На следующий день мы с Ди Гилберт сидели у меня в палатке, пили чай с печением, болтали и смеялись, обсуждая шесть степеней отчуждения между нами. У нее очень специфическое чувство юмора, и я была рада как следует по-смеяться. Погода ухудшалась, и мы рисковали застрять тут на неделю. Мы беспокоились, выдержат ли бурю перильные веревки, которые были протянуты до третьего лагеря, и переживали, будет ли в погоде окно для восхождения.
Когда погода вдруг наладилась, мы помчались наверх – первый лагерь, второй, Черная пирамида, еще один крутой участок склона из камней и льда на пути к третьему лагерю. Снова голые камни, которые я возненавидела, и сложный траверс. Камни были такими гладкими, что я с трудом находила, куда ткнуть зубцом кошки. Я медленно ползла вперед, думая, «блин, я же сейчас сорвусь». Бениньо, видимо, прочитал мои мысли и успокоил. Это было очень мило, но росту во мне – примерно метр шестьдесят. Мне нужны были ноги подлиннее. Или руки. Или…
Короче, я сорвалась, скрежеща кошками по камню. Я так и знала! Так и знала! Блин!
Я взяла себя в руки и нашла опору для ног, заставила себя сделать долгий выдох, чтобы выровнять дыхание. Я была не столько напугана, сколько обеспокоена и зла и пыталась сосредоточиться на том, как бы поскорее закончить этот траверс. Не стала оглядываться, чтобы увидеть выражение лица Бениньо, но уверена, что ему было весело.
Я никогда раньше не бывала так высоко на К2. Не то, чтобы это имело значение. Погода здесь никогда не бывает одной и той же, поэтому всем при повторном подъеме выпадают иные погодные условия. В одну минуту светит яркое солнце, а воздух прогревается до -12, так что рискуешь зажариться в пуховике, и потом вдруг – бац! – 40. Как такое возможно?
Поднялся ветер, и тут я впервые пожалела, что не надела костюм для восхождения. Пока команда торопливо двигалась вверх, к третьему лагерю, один шерпа и его клиент, у которых был тот же ОС, что и у меня, связались по радио с лагерем, и оттуда мне принесли костюм для вершины. В тот день я в последний раз рискнула двигаться на К2 выше второго лагеря без самого теплого пуховика. Я еле добрела до третьего лагеря перед закатом и была совершенно измотана. Положа руку на сердце, скажу, что переход от второго лагеря к третьему на К2 – самый трудный маршрут, которым мне довелось идти до сих пор. Обычно суп для опоздавших готовлю я. В этот раз я с благодарностью взяла свою порцию. Заснула моментально, и мне казалось, что я только задремала, как стало слышно, что команды укладывают вещи, готовясь к спуску. Ожидалась буря. Сюрприз. Чтобы подняться на вершину К2, придется пройти этот же участок еще раз. А может, и дважды.
Вернувшись в базовый лагерь, я стала обрабатывать метеоданные, сравнивая погоду с историческими событиями, пытаясь определить, когда выдастся следующее окно для восхождения, и выходило, что это произойдет не раньше 25 июля. Четыре лагеря и восхождение… Я спрашивала себя, успеем ли мы провесить веревки до четвертого лагеря. Чтобы убить время и поднять всем настроение, мы устраивали киносеансы по вечерам, а я начала придумывать викторину про К2, вроде тех, что устраивают в барах. Мы праздновали дни рождения, занимались стиркой (удивительно, и откуда только она набирается?) и ходили в гости в другие лагеря. Тем временем персонал кухни и другие помощники проводили время за какой-то карточной игрой, подразумевавшей азарт и ставки, и от этого капитан авиации Анвар жутко бесился. Он был справедлив и остро воспринимал неравенство доходов альпинистов и парнишек из кухонной обслуги. Едва только Анвар услыхал, что помощник повара продает свои часы, как разверзся ад: парни оказались тут, чтобы зарабатывать деньги для своих семей, а не просаживать их в азартных играх.
– Кто организовал эту игру? – требовал он, когда персонал кухни быстро разбежался. – Ну ничего, я все равно узнаю.
Как только образовалось ближайшее погодное окно, мы пошли в первый лагерь, где мигом стало тесно, так как и другие команды тоже воспользовались этой возможностью, чего мы и опасались. Вчетвером мы втиснулись в палатку на троих, и оттуда я слушала, как подходят новые альпинисты и видят, что в гостинице нет больше мест.
– Они не взяли