Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мы, собственно, братика Софа ищем. Сбились вот с ног. Погода-то разгулялась, гляжу…
— Соф? — воскликнул он удивленно. — Что Софу здесь делать в такую ночь?
— Ночь хорошая, — вымолвил я и обратился к Дуаре: — Очень хорошая ночь для государственной работы, товарищ. Вы случайно не нас с Софом ждете? Обещал с минуту на минуту подойти…
— Да, — обрадовалась Дуаре. — И у меня с ним тоже назначена встреча на это время.
— На половину второго? — уточнил я.
— На половину второго…
— Ну что ж. Братик Соф — человек обязательный. Раз обещал — подойдет. Только сможет уделить только две минуты, у нас срочное дело там… — я вскинул руку куда-то туда, далеко за ворота, в темноту, в хлещущий дождь.
— Может быть, дождь его остановит… — предположила Дуаре и вопросительно взглянула на часового.
— Братика Софа не остановит даже гранатомет, — пошутил я. — Нет, если договорились по государственному делу — железно. Я велел ему быть здесь. Значит, будет.
— Велел? — изумился часовой. — Софу? Кто же ты такой, чтобы ему приказывать?
— Я — унгьян Муско, — произнес я уверенно. И снова сделал лицо.
Часовой ошеломленно воззрился на меня. Он тоже сделал лицо. Но червя земляного, которого ты башмаком, в жидкую крошку.
— Великий унгьян Муско? — лепетнул.
— Он самый, товарищ… — я пожал часовому руку и в третий раз сделал лицо. — Запаздывает. А может, пришел и уже отправился туда? — спросил я, вновь выкидывая руку. В неизвестном направлении, но очень далеко.
— Здесь Софа нет, великий унгьян, — ответил он хмуро.
— Тогда придется тебе открывать ворота! Дело государственное, время идет, — потом повернулся к Дуаре и объявил ей: — Ты, товарищ, пойдешь вместе со мной. А Софу объявим строгий выговор. Так не поступают, в конце концов. Открывай, сказано, ворота! Мы больше не можем ждать, пусть сам догоняет нас по пути.
— Я не имею права открывать ворота без специального распоряжения, — заупрямился часовой.
— И я не имею. Но, как учит товарищ Тор, когда чего-нибудь не имеешь — подходишь и берешь. Так, во всяком случае, происходит у нас, свободных людей.
— Извини, великий унгьян, придется дождаться Софа… — белея, бурея, синея и зеленея со страху, прошептал охранник, хватая свой штихель и держа его в трясущихся руках вроде автомата. — У нас очень строго. Я могу лишиться работы. А ты сам понимаешь, что в наше время работа дорогого стоит.
— Это и называется революция! Бунт! — завопил я, пойдя на известный риск (мог перебудить всю улицу). — Приказываю вам открыть ворота, отойти на двадцать шагов и оставить нас в покое. Я — унгьян Муско! Я великий Муско! И у меня плохо с нервами! Любому спину сгрызу, и никто ничего не скажет! Все знают: я великий Муско, и у меня плохо с нервами!.. — завопил я истошно, стараясь вспомнить точно, как это делал покойный. Потом вскинулся на Дуаре: — А ты что стоишь, товарищ? Только что сбежал вепайянский шпион, и нам нужно срочно его найти. Я не мог рассказывать об этом каждому часовому! Это секрет фирмы! Я вышел вперед, а Соф уже догоняет нас с отрядом солдат.
— Прости, великий унгьян… — залепетал часовой, завозившись с запором. — У меня на душе неспокойно… Мы, конечно, слышали о твоем визите… Знаем, как ты велик… Но и меня пойми. Я ведь никогда тебя раньше не встречал, — стал оправдываться часовой. — Как докажешь, что ты действительно унгьян?
Я показал ему руку с перстнем Муско на указательном пальце. Вызывающе показал, дерзко. Придерживая другой рукой, чтобы перстень не свалился с пальца. И спросил грозовым голосом:
— Этого тебе достаточно?
Часовой пристально разглядел перстень.
— Да, великий унгьян, узнаю, — пролепетал он с дрожью в голосе. — Достаточно.
— Только бди! Шпионы могли разделиться на группы. Тяжелая у тебя будет ночка… Не выпускай их! Убивай каждого, кто посмеет выйти из города! Моя жизнь неприкосновенна! Любого класть ради нее!
— Конечно, великий унгьян!
Вдруг до нас донеслись громкие крики с той стороны, откуда мы пришли. Наверное, все-таки тот человек, что прошел мимо нас по коридору, нашел труп Муско и поднял тревогу. Мы услышали топот множества ног, бегущих в нашу сторону. Медлить было нельзя. Лицо мое озарилось:
— Ну наконец-то! Вот и Соф! — воскликнул я. — Кроме него и бригады по отлову, не выпускать никого! Закрывай же за нами, болван, или тебе не поздоровится! — бросил я ему на бегу и, не оглядываясь больше, мы выскочили сквозь ворота в кромешную тьму.
Пелена дождя сразу же скрыла нас из виду, бежать, только бежать… до берега моря, пережидать там жуткую ночь. Нам удалось уйти от погони, наступил рассвет. Угадайте с трех раз, как выглядело море и силуэт «Софала», которому мы вознамерились подать сигнал? Хорошо выглядели и море, и корабль. Только где-нибудь там, где и должны были выглядеть, — если глядеть с морского берега. Весь вопрос, откуда глядели мы.
Когда дождь наконец прекратился и стало светло, мы увидели перед собой холмистую местность с редкими деревцами. Вдалеке виднелся отчетливый профиль какого-то леса. Но ни малейшего намека на близость морского побережья мы не обнаружили.
— Где же море? — спросила Дуаре.
— Не знаю, товарищ, — признался я раздосадованно. — Неважно, найдем. Главное, что выбрались из этого идиотизма. И в отличие от великого Муско, мы с тобой живы.
На Венере сориентироваться по сторонам света можно только в палате психиатрической лечебницы. Или в момент восхода или захода солнца — только тогда одна сторона неба освещена чуть ярче, чем другие. А вы помните, сколько дней приходится ждать, чтобы оно тут взошло? То-то. Сейчас, после дождя, стало видно, что источник света находится где-то слева от нас, за погибельными грядами облаков. Получалось, всю ночь мы бежали не к побережью, а в противоположную сторону.
После некоторых усилий ума, проведя известный анализ момента, точно установили только одно: мы заблудились. Пропали пропадом.
III. Каннибалы
Я довольно долго скрывал свое разочарование, пока оно само буквально не уронило меня на землю, не забарабанило моими кулаками по траве и едва не расцарапало и без того красивейшее из всех известных мне лиц о куст дикой ягоды, не в самую лучшую минуту сунувшийся под ноги. Вот каково бывает разочарование!
— Не убивайся так, — успокаивала меня Дуаре, чьей сдержанности и мужеству можно было позавидовать. Она не закатила истерики, не укусила, как ангана, не рассказала, что всю дорогу мечтала найти в поводыри такого нравственного урода, как я, и не потребовала расстаться на время, чтобы проверить свои чувства. В общем,
