вела она себя так, как на ее месте себя бы повел очень ценный мужик, настоящий товарищ-пират. — Этой ночью кто угодно бы заблудился. Может быть, мы все-таки попробуем определить, где находится побережье?

— Карта осталась над трупом Муско, — с отчаянием выпалил я. — И на то место, где у него было побережье, какой-то маляр посадил пятно. Боюсь, нам эти определения уже не помогут.

— Ты думаешь, «Софал» уже ушел? И без меня? И без тебя? Нет, на Камлота это не похоже.

— Детка, мы снова можем попасть в лапы тористов. В первую очередь нас будут искать на побережье, именно там, где схватили вчера. Они не дурней нас с тобой, понимают, что мы будем пытаться снова попасть на «Софал». Есть еще в твоем изуверском мире какие-нибудь коммуникации?

— Не понимаю вопроса.

— Ну транспорт, коммуникации, шоссейные дороги, наконец…

— Карсон, говори на моем языке! Нам бы только добраться до берега! Мы могли бы там спрятаться и переждать, пока они не прекратят поиски, не возвратятся в Каптор. «Софал» не мог уйти без нас…

— Самолет бы мне… — рыкнул я так, что бедняжка от меня с ужасом отскочила, испугалась. — А если все же ушел? Что тогда? Что нам известно о Нуболе? Где гарантия, что мы встретим там добрых людей, которые захотят нам помочь, подадут хлеб-соль? Или одиночно шатающихся оппортунистов? А? Гарантия нулевая. Все чужестранцы тут — враги.

— Я почти ничего не знаю об этой стране, — сказала Дуаре. — Нубол — край обширный, но малонаселенный, здесь обитает всего несколько диких племен. Он простирается до жаркого Страбола, где вообще никто не живет.

— Веселая картина. И мы унывать не будем. Я почему-то уверен, что мы сможем найти какой-нибудь выход. Вообще, должен сказать, свободное время предрасполагает к душевному разговору, — с улыбкой констатировал я. — Давненько что-то я от тебя не слышал, как ради любви ко мне ты готова на все.

— Наглец! — возмутилась она. К ней тотчас вернулось ее высокомерие. — Какая любовь? Мы в гнездовье торизма! Общие перспективы неутешительны!

— Правда?

— Я не могу достаться врагам, — холодно изрекла она. — Это ни в какие рамки не влезает. У меня, в конце концов, есть долг перед отчизной.

— Долг? Он так у тебя велик?

— Огромен! И не смей иронизировать над ним! Ты вообще не понимаешь, что такое долг!

— Ну да. Зато ты понимаешь за нас обоих. Молодец. Я снова забыл, что ты вечная должница. А я не беру в долг принципиально. За что ты так презираешь меня, Дуаре? Я ведь не сделал тебе ничего плохого… Кстати, как твое колено?

— Еще не отвалилось.

— Ничего! Подожди, скоро отвалится… — недовольный мой взор рыскал по сторонам, чего искал — мне неведомо.

— Не питай себя пустыми надеждами.

— Чем-то все равно придется питаться, — ответил я угрюмо.

— Там, — сказала Дуаре, указывая на лес вдалеке, — должно водиться много дичи.

— Да? И что же мы с нею будем делать?

— Имеются варианты? — спросила она насмешливо, упиваясь своей фантастической властью над человеком, который был в два раза больше ее самой. — Ты подстрелишь, я съем.

— Вот прямо так и съешь? Сырую-голую? Нормально. Ну что ж, посмотрим на твою дичь, — шепнул я покорно и, знаете, пошел…

Надо отметить, что венерианский лес представляет собой сказочное зрелище. Листья на деревьях не особенно яркие, зато кора на стволах поражает многообразием красок и блестит, точно ее без устали денно и нощно полировало не одно поколение даун-синдромщиков — трепетно, с пониманием деликатного обращения и красоты.

В том лесу, к которому мы устремились, росли в основном деревца, детишки. Правда, на Земле этих детишек размером с представителей лучших гигантов североамериканских хвойных лесов, живущих по две тысячи лет, определили бы в ряд с ними, с секвойями, мамонтовыми деревьями. Но здесь, на Амторе, увы. Спасибо еще, что не считали кустарником. В подобном месте — да еще при такой облачности — у вас все казалось бы темным и мрачным, что было бы пра-правильно. Но у нас… Здешний лес наполняло загадочное мерцание, которое подымалось скорее всего откуда-то из недр планеты. В нем чудилось что-то настораживающее, недоброе, но что именно, я разъяснить не могу.

— Мне здесь не нравится, — прошептала Дуаре с дрожью в голосе и, воспользовавшись обстановкой общего угнетения, легонько прижалась ко мне. Всем, скажем, телом. Прилипла к спине, вроде семейного рюкзака до самого полу. У меня даже дыхание сперло, когда она жарко шепнула: — Даже птиц не слышно.

— Твое сердце так бьется, что оно их всех распугало. И вообще, по-моему, это моя рука. И мы так не договаривались. Хочешь ездить на мне — покупай билет.

Дуаре отпрыгнула, вздернула нос и затопала самостоятельно.

Оскорбили ее, надежду Вепайи… Мы отправились дальше по этому удивительному и зловещему лесу, похожему на нее как две капли воды. Поразительная, но ужасно коварная девушка. Шла, небось, замышляла высокую месть. Иногда мне чудилось, что у нее возникает необходимость держаться не только за мою руку, но стоило мне уточнить это взглядом или короткою шуткой — закрывалась, щетинилась, точно ехидна какая. Так и с лесом. Будто что-то мелькнет тебе издали, за стволами деревьев, но каждый раз, подойдя поближе, ты не находишь там ничего интересного. Лес и лес.

Мы все дальше углублялись в чащобу. Зачем, спросите меня? Разве мы не могли сообразить остановиться, сделать поворот на полкруга и двинуть в противоположном направлении? Нет, с молчаливой суровостью двух смертельно оскорбленных людей мы пилили дальше. И чем дальше находилось это самое «дальше», тем больше усиливалось предчувствие неотвратимой беды. Меня не покидало ощущение, что кто-то притаился рядом и готов наброситься на нас в любой момент.

Вдруг я услышал, как Дуаре, легонько коснувшись моей спины, прошептала чуть слышно:

— Смотри! За тем деревом кто-то шевелится.

— Это не повод душить меня… — предупредил я. Карсон Нейпир вообще роковой соблазнитель. Он знает, что требуется, чтобы барышня постепенно отучалась от мысли раздельного с ним существования, сосредоточивала все свои помыслы только на том, как бы, усыпив его, Карсона, бдительность, все же обвить его сзади руками, вцепиться насмерть и однажды через миллион лет умереть с ним в один час, один день, от занозы в пальце. — Отойди на двадцать шагов.

Я взглянул туда, куда она показала, и краем глаза вправду заметил какое-то шевеление в чаще, справа от нас. Дуаре с ужасом озиралась вокруг:

— У меня такое ощущение, что они везде!

— Ощущение? А кого ты пыталась ощутить?

— Не знаю. Кого-то.

— И что успела разглядеть?

— Что-то. Мне кажется, я увидела волосатую руку или