Ведь сколько раз бывает, когда утром распланируешь себе день, а потом глядишь, что какие-то вещи не удается довести до ума. Здесь – кто-то что-то не успел, а вот тут – ты сам опоздал, а вот это, это и еще вот это – не могло получиться по определению, потому что всего учесть невозможно, вокруг тебя люди, а в сутках – стабильно двадцать четыре часа.

В их же с Машей связи (Антон не имел в виду секс) присутствовало все эти годы после смерти Ольги (а может быть, и раньше) что-то настолько объединяющее и интимное, что-то, что чувствовали оба. И поэтому все складывалось так, что иначе и быть не могло.

Поняв, в чем тут дело, Антон довольно долгое время провел счастливо, отодвинув в сторону свои самообвинения и привычку расставлять все по полочкам. Впрочем, если бы он этого не сделал, крыша бы поехала сама собой. Ибо уже на пороге он обратил внимание, сколь сильно она была рада его приходу, а кроме того, был приятно удивлен, с каким воодушевлением она прыгнула на него, повиснув на плече.

– Стой, Машуль, у меня ж пакет с подарками! – опешил отец, ощутив на себе ее мягкое женственное тело.

– Подарки – это здорово! – слегка игриво и отчего-то с хитрецой, как показалось Антону, посмотрела на него Маша.

«Удивительно, как же она повзрослела. Странно, что я раньше этого не замечал», – подумал Антон, пока она продолжала на него смотреть, грациозно отпрыгнув и подобрав в одну секунду пакет с подарками.

Возникла небольшая пауза. С каждой новой секундой она становилась все больше, и когда она уже готова была растянуться до размеров вечности и лопнуть как мыльный пузырь, Антон, набрав в себя как можно больше воздуха, сказал:

– Я люблю тебя.

Но почему его голос прозвучал так… двойственно? Или ему это послышалось? Действительно, сегодня творилось что-то странное с его слухом. И только еще через несколько мгновений до него дошло, откуда взялось эхо, – оба сказали одно и то же в одну и ту же минуту.

После этого они оба замялись и не знали, как быть дальше. Он смотрел, как глубоко дышала его взрослая дочь, так, что своей грудью поднимала и опускала всем известную футболку с Фиделем Кастро (вот счастливчик!). Было не вполне понятно, что произойдет в следующие несколько минут – Маша убежит и расплачется, посчитав, что праздник любимому папе испорчен, или еще что-нибудь эдакое, поэтому, не помня себя, Антон с какой-то странной и неподвластной ему уверенностью подошел к девушке, и они поцеловались.

– Нет. Давай лучше пойдем в мою комнату, – потащила она его за собой, и он послушался, мигом поняв смысл ее просьбы – Маша не хотела быть с ним в той комнате, где Антон занимался этим с ее мамой.

– Неужели ты тоже меня хочешь? – взволнованно спросил отец, пытаясь вспомнить, закрывали ли они за собой входную дверь.

– Конечно, и давно, – ответила она, когда они приземлились на кровать. А дальше, собственно, эти двое прекратили разговоры, так как они были не к месту.

Оба до самых последних дней своей жизни помнили, как Маша не то мурлыкала, не то стонала, пока его руки ласкали ее бедра и то, что между ними, такое теплое и манящее.

Когда они продолжили целоваться, он с облегчением подумал, как хорошо, что на работе он выпил всего-навсего пару рюмок коньяка, после чего добрался до дома на маршрутке. Если бы он выпил что-нибудь вроде водки, то от него бы не слишком сексуально пахло, а если бы он отправился сегодняшним утром на работу не на общественном транспорте, то мог бы и не вернуться домой, оставив любимую девушку сиротой.

Антон знал о пристрастии дочки к мятным леденцам и таблеткам вроде «Рондо» – иногда ему мерещилось, что она, проглатывая их одну за другой, избавляется от привычки курить – хотя Маша дружить с сигаретами и не начинала, но только при очередном поцелуе заметил, какими сладкими становятся ее губы и насколько освежает она его своим ментоловым дыханием.

– Прикольная у тебя конфета.

– Я старалась, – проговорила она ему, близкая к удовлетворению.

Направив его пальцы, Маша позволила проткнуть свое девственное драгоценное местечко (то, которое столько ребят пытаются взять силой и ведут себя потому как дикари, считая, что выглядят брутально) и, дернувшись от боли, смешанной с удовольствием, прикусила губу.

– Ай! – вскрикнула девушка, отметив, что ноги задрожали от наполняющей ее неги. – И больно, и щекотно, – рассмеялась она тихонько, аккуратно прижавшись к мужчине.

– Ты хочешь пройти весь этот путь до конца? – спросил Антон с заботой и необыкновенной преданностью, которой она раньше не слышала в его голосе. Вопрос казался обоим излишним, но он чувствовал, что его необходимо задать.

– Да. Теперь ты знаешь, – в спокойном ожидании подтвердила она.

– Но у нас могут быть проблемы. Я не хочу испортить тебя.

– Дурачок, ты делаешь меня лучше, – сказала Маша ласково, впервые употребив грубое слово в адрес своего отца.

– Тогда я согласен, – сказал он не без волнения. И в следующие минуты обоим стало тепло и хорошо в объятиях и ласках.

* * *

Когда их первый раз был окончен, они около часа дремали. Он испытывал невероятную легкость во всем теле, немножко стыда и чуть больше любопытства, а она была довольна произошедшим и еще тем, что по-настоящему стала девушкой или даже – женщиной.

Легонько поднявшись с кровати, он прошел в ванную. Она тем временем накинула на себя футболку и надела свежие трусики. Скатав белье, оказавшееся в крови, Маша сперва не поняла, откуда это, а потом, довольная собственной наивностью, расхохоталась.

– Машуль, ты чего? – крикнул ей Антон, одной ногой стоя в ванной так, будто бы готовился зашнуровать ботинок. Он боялся, что сломал доче психику и она впала в безумную истерику.

– Да я тут ржу, какая я дура. Стою и думаю, такая, что это тут все в крови, а она, оказалось, моя.

– Рад, что до тебя дошло, – отозвался довольный Антон.

– И не говори! – подыграла ему Маша, поняв его шутку.

С наслаждением включив воду, которая полилась на него из душа, Антон отметил, что этот день рождения, пожалуй, лучший в его жизни.

Когда мужчина вернулся из ванны, грязное белье уже стиралось в машине. Маша, заметив отца, сказала:

– С легким паром и с днем рождения!

– Спасибо!

– Рано еще спасибо, – ответила она, раскрыв дверцы шкафа и достав оттуда холст. – Алле-оп, вот теперь можешь и поблагодарить. Это тебе, папа, с праздником!

– Офигеть, и долго же ты старалась для меня? – Посмотрев на картину с разных сторон, будто в зеркало, он чмокнул девушку в подставленную щечку. Тут же в голове пронеслась мысль о том, что в отличие от «отца» набоковской Лолиты Антон хотя бы не лишил свою дочь полноценного детства. Эта мысль показалось ему добрым знаком.

– Секрет фирмы. Нравится? Ну скажи, что похож.