— Накормила, напоила, — смеясь, подхватила я. — И при такой пёстрой публике торжество обошлось без единого скандала.

— Да, — Кеннет сжал мои руки. — И это ещё не всё. Я не устану повторять, как много ты значишь для меня. Ты и наша дочь. Я люблю вас.

— Я тоже люблю тебя, Кеннет Делири.

Я положила голову ему на плечо и закрыла глаза.

О комфорте Дайны в тюрьме особо никто не беспокоился. Кормили, поили, приносили утром таз с водой, чтобы умыться — и хватит. Воины из охраны хорошо знали, чья она дочь и кому они обязаны боевыми ранениями друзей при атаке на логово. Новостей от Плиния Кеннет уже не ждал. Проснулся утром, оделся и пошёл за Дайной, чтобы отвести её к бессалийскому источнику магии.

В подвале кланового дома тускло горели лампады, шаги по каменному полу звучали шуршанием паучьих лапок.

— Открывай, — приказал глава клана, остановившись у двери в конце коридора.

И только теперь из полумрака выступил Пруст.

— Лин Делири, разрешите поговорить с заключённой.

Кеннет перевёл на него сонный взгляд и сжал кулаки. До последнего надеялся, что глава разведки забудет о том времени, что он провёл в свите Паучихи.

— В этом нет необходимости.

— Я знаю, — глухо ответил Пруст. — Но я должен… Попрощаться.

Коса, видать, нашла на камень. Настоящий профессионал с многолетним опытом боялся, что не справится с чувством вины, если не посмотрит в последний раз на девчонку-врага? Уж не влюбился ли? Как мог забыть, что по её приказу резал горло Конту и Гинею?

“Не позорься перед воинами”, — хотелось сказать, но Кеннет решил не спешить с выводами.

— Зачем? Что ты надеешься от неё услышать? Франко объяснил, как изготовили двойника. Надели маску на постороннюю женщину. Магия была элезийской, вот наши боевики и не нашли её при осмотре мёртвого тела.

— Знаю, — повторил разведчик. — Я должен выяснить, когда и как она меня раскрыла. Сыграю спектакль с раскаянием, совру, что чувства были. Она начнёт меня проклинать, перестанет следить за языком…

— Ясно, — перебил глава клана. Вздох облегчения всё-таки сдержал. Пруст оставался Прустом. — Пойдёшь с нами. Открывайте!

Тюремщики зазвенели ключами, тщательно смазанные дверные петли не издали ни единого звука. По коридору до камеры Паучихи предстояло пройти ещё два поворота. Разведчик молчал. Вошёл в образ раскаявшегося предателя и не желал из него выходить.

— Ясного неба, — с саркастичной вежливостью поприветствовал заключённую глава Клана Смерти. — Как спалось?

Дайна прижала колени к груди и одёрнула грязный подол. С того момента, как её похитили из логова медведей, бывшая глава преступного мира Бессалии так и сидела в тонкой сорочке. На груди темнели бурые пятна от крови дракона. Совершенно здесь бесполезной.

— Не могу жаловаться. Условия, как в лучших столичных гостиницах. Трехразовое питание от шеф-повара и потрясающий сервис. С уборкой так ни разу и не пришли.

— Тысяча извинений, — гримасничал Кеннет. — Не знаю, как так вышло. Но в качестве компенсации морального ущерба предлагаю вам прогулку к источнику магии. В трактире “Медвежий угол” вас ждёт отец.

На лице Дайны появилось выражение глубокого облегчения. Она облизнула губы и спустила ноги на пол.

— Неужели? И сколько золота он пообещал за мою жизнь?

— Я не буду раскрывать условия сделки, — улыбнулся глава. — Скажу лишь, что обмен касается не только вас. Кстати, на встречу желательно переодеться. Я не могу позволить элезийской аристократке появится на публике в рванье.

— Вы бесконечно любезны, — ответила Дайна и поймала бумажный свёрток, брошенный одним из тюремщиков.

Пруст пока держался в стороне. Кеннет закрывал спиной ту часть коридора, где он стоял.

— Что? — пробормотала элезийка, разворачивая белое кружево. — Нет. Нет! Вы издеваетесь? Я никуда в этом не пойду! Я вообще никуда не пойду. С места не сдвинусь!

Её била крупная дрожь, бумага в руках шуршала. В один миг надежда на встречу с отцом стала кошмаром.

— Проваливайте! — закричала Паучиха и швырнула подарок Франко на пол. — Оставьте меня одну! Я знала, что всё кончится именно так. Мерзавец! Власть ему дороже дочери!

Она изо всех сил старалась не разрыдаться перед своими палачами, но был предел даже у её выдержки. Дайна несколько раз моргнула и зажала рот, испуская протяжный стон. Столько боли просто невозможно хранить в себе.

— Убирайтесь! Прочь! Пошли вон!

— Лин Делири, позвольте мне, — шепнул Пруст, подойдя к двери. — Попробую успокоить. — Потом добавил совсем тихо: — На стене висит зеркало. Позовите, я откликнусь.

Кеннет отступил, пропуская разведчика в камеру, и дал знак, чтобы за ним закрыли дверь. Своё зеркало достал из кармана. Ждать, когда установится связь, пришлось не долго. В отражении возникла каменная кладка и зазвучал тихий голос Пруста.

— Подарок прислал Франко, королева. Ваш отец к белому платью не причастен…

— Не называй меня так! — рявкнула она. — Предатель! Пора вашему главе дать тебе пинок под зад! Когда разведку возглавляет недоумок, способный только забраться в постель к простой воровке, дело плохо. Тебя вся охрана пасла, идиот. Вся охрана видела, как ты вышел с вороном из “курятника”. Не доложили сразу. Решили, что я сама разрешила тебя взять ценную птичку. “Баба и есть баба! Что нельзя всем остальным, дозволено тому, кто её постель греет!”

Тюремщики понимающе улыбнулись, а Кеннет пожалел, что не отослал их сразу. Личная жизнь главы разведки даже после внедрения в свиту Паучихи — его личная жизнь. Не будь у Пруста близости с Дайной, Клан Смерти так и не узнал бы о приметной родинке на бедре.

— Я всего лишь исполнял твоё желание, — напомнил ей разведчик.

— Я не этого хотела, — тихо ответила Паучиха. — Не очередного кобеля, который сбежит, когда настоящий хозяин поманит косточкой. Я человека хотела. Рядом. Всегда.

“А ты...”, — повисло в воздухе. Паучиха всхлипнула и зашуршала тканью. То ли платье пыталась убрать подальше от себя, то ли сама пряталась ото всех под покрывалом.

“Несчастная девочка, — подумалось Кеннету. — Она была совсем маленькой, когда отец забрал её из Элезии. Столько лет готовил к роли теневого правителя Бессалии, и в итоге бросил, не простив ошибок. Отправил к медведям. Дочь стала не нужна, ведь рядом был Франко.

Франко, обещавший золото за её смерть и приславший в подарок погребальный саван.

— Я и сейчас рядом, — сказал Пруст. — Единственный, кто был с тобой. Оглянись. Разве не видишь?

Она промолчала, отражение в зеркале не менялось. В камере стало так тяжело, что это чувствовалось на расстоянии.