к своему превосходству над двуногими, порой демонстрировали полное пренебрежение. Это было мне на руку. Едва какой паук оказывался вблизи, то я начинал твердить: «Слава Смертоносцу-повелителю! Слава Смертоносцу-повелителю! Слава Смертоносцу-повелителю!..» Это им нравилось, они меня принимали за обычного идиота, каковые тут преимущественно и жили. Люди были воспитаны ими в благоговении перед пауками.

Я скоро до того обнаглел, что решил посетить дворец Смертоносца-повелителя. Он находился на их главной площади. Там высокие мраморные колонны удерживали треугольную крышу и окормляли вход. Внутрь вели огромные двери. Окна оказались заложенными кирпичом. Пауки не любят света.

Вошёл, то прикидываясь пауком, то человеком-прислужником. Как паук скоро зародил сомнения, ведь многие были знакомы между собой, а я внушал им образ просто паука, которого они не знали. Стали рождаться ненужные вопросы: «А кто это? Откуда он здесь? Зачем он здесь?..» Уловил это мысли и стал рисовать себя уже пустым местом или человеком. Особенно много здесь было женщин-охранниц, они допускались даже в главные покои. И чуть ли не все люди были для пауков безликими, просто покорными слугами, в личности которых разбираться не стоило. Ежели они здесь, то по какой-то необходимости или заданию. Опасений не было, ведь в любой момент паук мог лёгким движением своих хелицер или лапы умертвить любого.

Я бродил по комнатам и коридорам, поражаясь количеству накопившемуся здесь мусора. Пауки на него не обращали внимания, он был для них привычным.

На стенах сохранились остатки панно, покрытых пылью и грязью, лепнины. Чуть было не решился войти в покои Смертоносца-повелителя, у дверей которых стояли рослые охранницы. Потом подумал, что не следует дёргать таракана за усы, это может плохо для меня закончиться. Ушёл в другую часть здания.

Спустился по винтовой лестнице в подвал, в левую сторону вёл совершенно тёмный коридор. Под ногами валялись кучи всякого мусора, остатки перил, кирпичи и многое другое. Идти дальше расхотелось. Только намеревался подняться, как услышал тихий зов: «Махайн! Иди ко мне, я жду тебя! Давно жду!»

У меня мурашки по коже пробежали, и я ощутил, что буквально шевелятся мои волосы на голове. Такое было ощущение. Затем я осознал, что был позван мысленно. Но кем, кем?..

Были сомнения, испытывал страх перед неведомым.

В голову пришли другие слова: «Я не враг тебе, вреда не причиню. Иди ко мне. Иди по коридору к святящемуся окошку. Там я».

Вчувствовался в услышанное. Действительно, угрозы не ощутил.

Спустился со ступеньки лестницы на мусор, двинулся по тёмному коридору, практически ничего не видя. Одну руку держал перед собой, а второй легонько касался стены. Часто спотыкался обо что-то, натыкаясь какой-либо ногой. Когда впереди просветлело, почувствовал себя увереннее.

Действительно, в коридор проникал слабый свет из маленького окошка. Оно находилось в большой двери, закрытой на засов. Заглянув внутрь, обнаружил довольно просторное помещение, с потолка которого до самого пола свисала паутина, в которой кто-то находился.

«Это я, — прозвучало в моём сознании. — Не удивляйся моему виду. Я такое же разумное существо, что и ты. Ты родился человеком, а я родился пауком. Вот и вся между нами разница».

Теперь я ясно видел паука сравнительно скромных размеров, вряд ли он был выше моих плеч. Цвет имел не чёрный, а скорее серый…

«Стар я, очень стар…», — прозвучало объяснение этому.

Спросил его: «Кто ты? Как здесь оказался?»

«Имя моё Глохонан. Я тот, который знает всё. Потому и оказался здесь в заточении. Правда никому не нравится. Вот меня и наказали».

«И какая же правда и кому не нравится?»

«Смертоносцу-повелителю не понравились мои слова о том, что недалёк тот день, когда великий вождь Севера явит своё необоримое могущество и пауки поклонятся ему. Будет заключен великий мирный договор между нами, пауками, и людьми. Такого он стерпеть не мог и повелел закрыть меня здесь».

«Тебя-то хоть кормят?» — осведомился я.

«Много ли мне надо? Раз-два в год скромного обеда хватает. Но они бывают немного чаще, обычно с подношением. Хотят знать истину. Я им говорю её».

«Они тебя тут заточили, а ты им что-то говоришь⁈»

«Не удивляйся. Мне хоть какое-то развлечение, редко кого здесь вижу. Рад всякому гостю. И не отвечать не могу, таким уж я родился. Спросят — скажу правду».

«Похоже, ты прорицатель, так?»

«Можно назвать меня и так», — согласился Глохонан.

«А откуда ты знаешь меня? Ну, моё имя?..»

«Я всё знаю. А не так давно приходил начальник дворцовой стражи, принёс мне молодую гусеницу, хотел вызнать своё будущее. Он метит очень высоко. Много недовольных Смертоносцем-повелителем… Но от меня услышал правду, что сложит голову в походе на север. Озлился, отнял гусеницу и заявил, что я пробуду в заточении до самой своей смерти. Я сказал, что нет, я выйду на свободу. Меня освободит человек по имени Махайн, который явится в одиночку с южных земель. Он мне не поверил. Попасть сюда чужому человеку невозможно. Они не знали, какой ты человек. И не спросили об этом».

«А если бы спросили?»

«Я бы им сказал. Я не могу скрывать истину и всегда отвечаю, когда меня спрашивают».

«Значит, довёл тебя язык до этой камеры».

«У меня нет языка», — напомнил Глохонан.

«Я сказал о языке в переносном значении».

«А я всегда говорю правду, такова моя природа, иначе просто не могу».

«И ты хочешь, чтобы я тебя освободил?»

«Хочу немного побыть на свободе, посмотреть на всё вокруг своими глазами, вольно побегать по паутине, подышать свежим воздухом. Знаю, что это продлится недолго, меня снова водворят сюда и поставят у дверей стражу, но это уже ничего не значит. Я попробую хоть частицу свободу на вкус!»

«Да, скромные у тебя запросы, — сказал я пауку. — Я бы этим не удовлетворился».

«Будь я в твоём возрасте, то думал бы точно так же. Но, увы, я настолько стар, что уже не осталось ни одного моего сверстника в живых. Я последний».

Тут меня осенила одна мысль, и я спросил Глохонана:

«Ты